На то, чтобы найти на флешке записи из зала и просмотреть весь хронометраж концерта, ушло не много времени. Так и есть: все трое, включая Диану, весь концерт просидели за столиком, никуда не отлучаясь. Покончив со спонтанным расследованием, Флаке захлопывает многострадальный крусповский ноут и обводит друзей угрюмым взглядом. Команда “Сидеть!”. Когда все до единого усаживаются за стол, образовав нечто вроде спиритического кружка, он начинает говорить:
— Отлично сработано. Только что мы чуть не перецапались друг с другом из-за какой-то ерунды. И всё из-за того, что эмоции взяли верх над разумом. Что дальше? Выстроимся в очередь с поднятыми руками и пойдём добровольно сдаваться Кречетову? Чур, я первый.
Все молчат, понурив взгляды. Слово берёт Линдеманн:
— Крис прав. Мы сейчас в такой глубокой жопе, что сами этого не осознаём. Любой шаг может стать ошибкой. Давайте-ка браться за ум. Но сперва...
Он хочет добавить «за руки», но вместо этого лишь кладёт обе свои огромные ручищи на стол ладонями вверх. Постепенно его примеру следуют и остальные. Наконец, двенадцать ладоней цепью смыкаются, окончательно превращая сборище в нечто, напоминающее сеанс спиритизма. Хоть Матного Гномика вызывай. Обменявшись энергией, мужчины, ни слова не говоря, поднимаются и разбредаются по своим комнатам. Теперь уже точно — спать.
Забрав собаку от родителей и в очередной раз с ними поругавшись, Диана отправляется в свою квартирку. Олли не приехал, да и не позвонил — спит, наверное. В отличие от неё, ему-то не удалось и нескольких часов отдохнуть. Тяжёлые выдались сутки. Мысль о том, что на протяжении всего праздника злоумышленник находился совсем рядом, бродил между ними, возможно даже задел её в толпе, щекотала нервы. Вот тебе и именные приглашения, вот тебе и служба охраны. Как они могли его прозевать? А что, если... Нет, предположение о том, что в ряды сотрудников ММК затесался предатель, звучит слишком обескураживающе. Где один, там и двое. Нет, этого не может быть. Жаль, что записи с камер изъяли — как теперь докопаться до правды? Теряясь в беспокойных мыслях, девушка, наконец, забывается крепким сном.
Диана так и не узнала, предметом какого серьёзного разбирательства она стала. Стас порывался наведаться к ней с новостями сразу же после того, как покинул Ленинскую, но вовремя одумался. Постоял на морозе, покурил и в итоге решил ничего не предпринимать, логично посчитав, что пусть лучше обо всём ей поведает Ридель. Ему ли не знать, какими проблемами в отношениях могут обернуться подобные недомолвки. Ему ли не знать, что посторонним на территорию, где хозяйничают двое, вход воспрещён. Ему бы со своими заморочками разобраться... Олли же подумал, что Стас наверняка проболтался, и долго не решался даже звонить девушке, опасаясь её гнева. Когда же она позвонила сама, как ни в чём ни бывало, и поинтересовалась, почему он не заходит, он понял, что ей до сих пор ничего не известно, и разумно решил: пусть маленькая безобидная тайна и остаётся маленькой безобидной тайной. Не проболтался и Володька, у него вообще всё просто: он не лезет в то, что его не касается.
Они не ссорились. Они и не ругались как следует, по-человечески, с криками, рукоприкладством и битьём посуды. Они просто перестали общаться. Это было не сложно. Несмотря на десятидневные каникулы по всей стране, ММК продолжает функционировать в обычном режиме, готовясь к запуску линий. И пока Линдеманн с Лоренцом усиленно шевелят извилинами, пытаясь выстроить их общий план заново, с учётом корректировок, пока Круспе, взяв себя в руки, активно проталкивает в соцсетях версию о подставе, пытаясь спасти практически под ноль подпорченную репутацию ММК, пока Ридель с помощниками решает судьбу настоящей поджигательницы, а Пауль старается продумать будущее вновь собранной группы... Пока каждый занят своим делом, Стас ничем не занят, коротая дни в своём рабочем кабинете, а Шнайдер ничем не занят, коротая дни в своей выхолощенной берлоге на первом этаже квартиры на Ленинской. Каждый из них периодически берёт в руки телефон, искоса поглядывая на экран, словно стесняясь самого этого жеста. А нет ли сообщения? Нет. А не послать ли сообщение? Ну уж нет. Может, позвонить? Всегда можно ляпнуть, что нажал на кнопку быстрого вызова по ошибке. Нет. Это же так унизительно. Неделя подходит к концу, а они так ни разу и не поговорили.
В первую после новогодних торжеств пятницу в дверь Стасова кабинета постучали. Хотя дверь, как всегда, распахнута настежь, всё же посетитель не решается просто войти, и привлекает внимание зарывшегося в компьютер парня к своему появлению банальным стуком о дверной косяк.
— Шнай? — Стас аж привскакивает. Быстро спохватившись, он через усилие принимает расслабленный, равнодушный вид. — Зачем ты здесь?
— Привет. Пойдём, я хочу, чтобы ты кое-что увидел.
Стасу не хочется никуда идти, но он понимает, что если Шнайдер здесь, на ММК, значит, скорее всего, это по делу. Он нехотя поднимается и плетётся за гостем. Не рядом, а именно следом, намеренно отставая от него на пару шагов. Они приходят к ангару — тому самому, где ещё совсем недавно гремели легендарные репетиции, а сейчас тьма и запустение. Останавливаются у входа, сбоку, словно сторонясь. Тусклый свет пасмурного зимнего дня — единственно освещение в помещении.
В центре ангара на стуле сидит девушка. Живьём она далеко не так сильно напоминает Диану, как на видео. В безвкусных расклешённых джинсах и потрёпанной дублёнке. Она плачет. А по обе стороны от неё — Флаке и Ренат.
— Круспе перелопатил весь список тех, кто получил именные приглашения на концерт — её вычислили быстро, по фото, — поясняет Шнайдер.
В это время девушка начинает сквозь слёзы говорить:
— Они заставили меня, я не хотела. Эти люди как-то выбрали меня, уговорили зарегистрироваться в группе и получить билет. Научили, как проникнуть за сцену, не привлекая внимания. Я пришла одной из первых и заранее заприметила те две комнатки. Ситуация с плойкой сыграла только на руку. Мне говорили, что в идеале всё должно выглядеть, как несчастный случай. Но я не хотелааа...
— Что это значит — не хотела? — холодно вопрошает Флаке. — Так и скажи, что Кречетов тебе заплатил.
— Да я и не видела этого Кречетова! Только слышала о нём по местному радио, да и всё. Эти люди дали мне денег, но ещё, ещё... — она снова прерывается на рыдания. — Не убивайте! У меня сын! Они шантажировали, что натравят на меня органы опеки, и его отнимут, а ведь у меня кроме ребёнка никого нет! Родители умерли, а бабка в Якутии живёт!
— Всё ясно. Сейчас ты всё по порядку расскажешь нам на камеру, а потом...
После слова «потом» глаза девушки расширились от ужаса.
— А потом, — продолжает Флаке, — ты пойдёшь с ним, — он кивком указывает на Рената, — заберёшь ребёнка и отправишься в Москву. Когда ваши документы будут готовы, вы с сыном сядете на самолёт, и у вас начнётся новая жизнь. В Европе. Ты всё поняла?
Девушка закивала, хотя растерянный взгляд свидетельствует о том, что до неё вряд ли дошёл весь смысл сказанного Лоренцом.
Не желая больше быть зрителем этого представления, Стас, ни слова не говоря, торопится обратно. На этот раз уже Шнайдер идёт за ним следом.
— Ну и что это было? Зачем ты меня позвал? Какое мне дело? Зачем ты пришёл?
Пройдя пункт охраны, парень направляется к пожарной лестнице, то ли желая прогуляться, то ли не желая ждать лифта... Едва они оказываются на пустынной лестничной клетке, Шнайдер хватает его за грудки и зажимает между побеленной стеной и собственным телом.
— Послушай... Нельзя так... Короче... — спохватившись, он ловит полный испуга и непонимания взгляд Стаса и ослабляет хватку. — Прости, прости, прости, за всё прости.
Стас смотрит в серые глаза, не отрываясь, испытывая Шнайдера, пытаясь его просканировать. Переглядки длятся с полминуты, наконец парень ныряет в жаркие объятия, на этот раз уже добровольно, и шепчет:
— Больше не делай так. Никогда. — Он ловит себя на мысли, что сам не осознаёт, что конкретно он имеет под этим своим «так», но инстинктивно чувствует, что немного поломать драму всё же не помешает. — Да. И ты меня прости.
Не сговариваясь, они бегут вверх по лестнице до нужного этажа, проскакивают по полупустому коридору в кабинет. Ключ поворачивается в замке, верхняя одежда летит в сторону.
— Всё, что хочешь, сегодня — всё, что хочешь, — шепчет Шнай, протискиваясь холодными ладонями под свитер любовника.