Сбросив звонок, он вновь обращается к пленнице:
— Ну как хочешь. Мне спешить некуда. Давай лучше телек вместе посмотрим.
Вдруг он резко хватает её за локоть, выдёргивая с насиженного места. Диане с трудом удаётся удержать равновесие, когда он с силой толкает её в поясницу, заставляя усталое тело приземлиться на скрипучую койку у стены. Сам он усаживается рядом — так близко, что девушка может слышать, как он дышит; располагает лэптоп на своих коленях и загружает окошко прямого эфира с сайта местного телеканала. Рекламу сменяют анонсы будущих программ, и вот заставка в виде динамичного циферблата оповещает зрителей о том, что в городе семь вечера. Время итоговых новостей. Кречетов приобнимает девушку, если вообще это можно так назвать — одной рукой он обхватывает её за плечи и рывком притягивает к себе, чуть ли не соприкасаясь своим лицом с её головой. Хватка крепкая — ей не увернуться, да она и не пытается. Она знает, что это бесполезно.
“Экспертам Федеральной Службы Безопасности удалось установить личность предполагаемого поджигателя, устроившего пожар в здании клуба “Галактика” в новогоднюю ночь. Им оказалась жительница нашего города Диана Георгиевна Горчакова, по странному стечению обстоятельств работающая в Мценской Мебельной Компании, чьи владельцы и являлись организаторами новогоднего мероприятия. На изъятых записях с камер видеонаблюдения с места трагедии видно, как девушка пробирается в служебное помещение и устраивает поджог, пытаясь замаскировать его под несчастный случай. В данный момент подозреваемая задержана, ведётся следствие. В случае подтверждения выдвинутых обвинений девушке грозит до пятнадцати лет лишения свободы. Мы будем следить за развитием событий”.
Диана ни жива, ни мертва. Все её знакомые, родственники, её родители в конце концов — все это увидели. Или ещё увидят. В репортаже не упомянули о запертых музыкантах — почему? Да разве это важно? Горячие слёзы мутной пеленой застилают глаза. Чувство безысходности давит на грудь, а иссушенный жаждой рот наполняется солоноватым привкусом.
— Ну же, зачем плакать — мы же знаем, что всё ещё можно изменить?
Кречетов тоном наигранного сочувствия шепчет свои издевательства ей на ухо. Ей противно от близости его лица, от того, что она вынуждена чувствовать рядом его горячую тушу. Она сжимается в комочек, пытаясь укрыться, но он не позволяет ей этого. Отложив ноутбук в сторону, он хватается руками за её сложенные на коленях ладони и силой тянет её на себя. Разжав Дианины пальцы, он прижимает раскрывшуюся ладонь девушки к своему паху и начинает ею там орудовать. Вторую руку пленницы он держит плотно прижатой к поверхности койки — так, что Диана, по сути, лишена возможности двинуться с места.
— Немного ласки, и я стану совсем добрым...
Дверь кабинета приоткрывается, и в образовавшуюся щель протискивается... букет. Круспе долго его выбирал, практически сам собирал, делая работу за флористку в цветочном киоске: ему хотелось преподнести что-то особенное. Не пошлый до отвращения куст алых роз, не похоронные ветки мимозы вперемежку с гвоздиками и не пёстрый безвкусный веник-сборную солянку из всего, что в загашниках завалялось. И чтобы никакой яркой обёртки с нелепыми пластиковыми бабочками на липучках. Его букет состоит из тринадцати бахромчатых фиолетовых тюльпанов, завёрнутых в экологичную обёрточную бумагу с принтом под состаренную газету. Совсем неброско. Но как же дорого, особенно по меркам этого города и в условиях лютой зимы! Вслед за тюльпанами в помещение просачивается и сам Круспе: по традиции, в чёрном, элегантен, свежевыбрит — он сверкает белозубой улыбкой и линзами диоровских очков.
— Явился по Вашему вызову, товарищ прокурор! — он застыл на входе, ожидая приглашения войти. Увидь его кто из друзей — не поверили бы. Круспе, да на пороге мнётся? Не, это не он. — На этот раз я готов признать вину и взять ответственность.
Товарищ прокурор силится изобразить сердитое выражение лица, но сквозь улыбку ей это удаётся едва ли.
— Дела Ваши плохи, господин Круспе, проходите, присаживайтесь. Но дела Ваши не в юрисдикции органов прокуратуры. Пока.
Рихард бодрым шагом приближается к Ирине и на вытянутой руке преподносит ей букет. Оценит-не оценит?
— Спасибо, конечно, вижу, цветы подобраны со вкусом, — значит, так она оценила... Хотя, чего он ждал — что она завизжит и запрыгает на радостях, взрослая девочка? — Но... не вижу повода.
— Я хочу извиниться, — эту речь он готовил несколько дней, да что уж там — с самой новогодней ночи он её готовил, и, сегодня утром, когда в дверь позвонили, он уже знал, что скажет этой женщине при встрече. Но не знал, что извиняться так трудно. Он не привык извиняться. Да и не умел никогда.
— Интересно, за что же? — да, она явно намерена выслушать заготовку до конца, она такое не пропустит.
— За всё хорошее. За испорченный праздник, например, — он решает не начинать с личного.
— Только не говорите, что весь этот кошмар — ваших рук дело!
— Не наших, конечно, но проблемы у нас только начинаются. А ещё хочу извиниться за своё позорное поведение. Ну не гожусь я в рыцари для прекрасной дамы. Настолько не гожусь, что даже не нашёл в себе смелости черкануть пару сообщений в контакте. Каюсь. Мне стыдно.
Круспе склоняет голову, как нашкодивший ученик на ковре у директора. Ирина уже и не пытается скрыть улыбку — настолько нелепо он выглядит, и в то же время, он совсем не раздражает. Она думает, он придуривается — чего же от него ещё ожидать? Но ирония в том, что он всё это серьёзно. Ему стыдно и страшно одновременно. Страшно за себя —уж не болен ли он?
— Ну, довольно шоу-представлений. Я лишь хотела узнать, всё ли у Вас хорошо. У Вас лично и у Ваших друзей. Простите, но другого способа сделать это, кроме как доставить Вас сюда в приказном порядке, Вы мне не оставили.
— Хм... Всё ли у нас хорошо? Вообще-то не совсем, но посвящать Вас в наши корпоративные проблемы я не смею — ради Вашей же безопасности. Надеюсь, после новогодней ночи у Вас не осталось сомнений в том, что всё серьёзно.
В раскосых глазах худенькой прокурорши блеснули огоньки — он надавил на живое, на любопытство!
— Знаете такую поговорку, господин Круспе: сказал “А” — говори и “Б”?
Круспе знает такую поговорку, а ещё он чувствует, что если сейчас отошьёт визави, то, скорее всего, потеряет её расположение снова, и на этот раз — окончательно.
— Я связан обязательствами, Ирина Валерьевна. Скажу лишь, что у нашей компании в этом городе хватает врагов — и Вы об этом знаете. Но только методы борьбы становятся всё более изощрёнными...
— Уж не хотите ли Вы сказать, что ваши враги подожгли ваш клуб?
— Я не могу сказать Вам ничего, но могу посоветовать следить за эфиром в самое ближайшее время — очень скоро Вы сами всё увидите и поймёте. А ещё...
Он игриво заминается, закатывая глаза. Прокурор тоже закатывает глаза, но по другой причине.
— Ну? Не томите! У меня такая скучная работа, я жажду интриг!
— А ещё... Одна из моих коллег в данный момент находится в застенках ФСБ по ложному обвинению и, скорее всего, подвергается всяческому давлению.
— Что Вы имеете в виду?
— Пока сам не знаю, но советую: держитесь от меня подальше, ибо фамилия Круспе сегодня — синоним слова “проблемы”.
Рихард доволен своей спонтанной репликой — как удачно, да как пафосно!
— Ну, к кому мне держаться поближе, а от кого подальше — я сама разберусь. А вот откровения Ваши меня заинтриговали. Если это и была Ваша цель — считайте, она достигнута. Рада, что в целом Вы в порядке. Не смею больше задерживать.
Вот так, на этот раз она ставит точку с запятой, а он не смеет пререкаться. Круспе лишь смущённо улыбнулся и направился к двери, по пути оказавшись застигнутым прощальной фразой своей властной знакомой:
— И да, мы всё ещё на “ты”, но только не в этом кабинете.
Оставшись одна, Ирина решает всё же воспользоваться советом и принимается “следить за эфиром”. Загружает в браузере рабочего компьютера несколько окон: единственный круглосуточный городской телеканал, главную страницу центральной областной газеты и пару городских пабликов в контакте. Время к семи — рабочий день окончен. Она ставит чайник и даёт себе пару часов, чтобы разобраться, что к чему.
— Алло, — после третьего звонка мобильника генерал, наконец, принимает вызов. Он явно недоволен тем, что его отвлекли.