Флаке умолк, а Диана продолжила смотреть в окно уставшими, давно уже высохшими глазами. Вот это денёк. Вот это ночка!
— Я спать, а ты как хочешь. Завтра поедем в город и продолжим шоу. Да, и помни — ничто не забудется. И ничто не останется ненаказанным. Пиздец как пафосно.
С этими словами Лоренц поднялся, похрустывая конечностями, и устремился в сторону спальни.
— Да, — бросил он на ходу, не оборачиваясь, — насчёт Олли не беспокойся. Я этого парня хорошо знаю. Прими его, если сможешь, но... Только пока ничего ему не рассказывай. Он же, псих эдакий, нам всю игру испортит!
Возможно, Диане кажется, но Лоренц вроде бы смеётся. Он уже давно исчез в комнате, и дверь за ним закрылась, а она всё ещё слышит его смех. Этот смех так заразительно звучит в её голове, что она не замечает, как начинает смеяться сама. Тихонько, расслабленно, искренне.
====== 26. Silent So Long (Ветер перемен) ======
Комментарий к 26. Silent So Long (Ветер перемен) Возвращаюсь после долгого молчания.
Надеюсь, всё не зря!
Спасибо, что продолжаете читать, и конечно –
!!!с прошедшим женским днём каждую из нас!!!
Взять отгул в разгар отчётного периода было непросто — пришлось сказаться больной. Ещё со школьных времён она помнит старый трюк — набрать номер и говорить по телефону лёжа, свесив голову с кровати. Таким образом голос звучит тусклым и подавленным, если повезёт — можно даже непритворно раскашляться. Утром она долго вертелась в своей постели, чтобы поймать идеальное положение, затем дотянулась до трубки и... “Болею, не могу, не приду, вирусы ходят, оформлю больничный”. Начальство конечно не в восторге, но слово “вирусы” по-прежнему действует на руководителей госстуктурных организаций подобно заклинанию. “Ну что ж, Ирина Валерьевна, отлёживайтесь. Да лечитесь там!”. И вот теперь она шурует сквозь пургу по пустынным утренним улицам, сжимая рукой, погружённой в карман шубы, телефон с занесённым в напоминания заветным адресом. Она специально не села за руль, чтобы не встретить ненароком на дороге кого-нибудь из коллег; она специально попросила таксиста остановиться за несколько переулков до начала улицы Ленина, чтобы не светить адрес. Ей об этом никто не говорил, но она почему-то знает, что светить его не стоит. Идёт теперь, перебирая немеющими ногами, кутаясь в шерстяной клетчатый шарф, ловя губами снежинки. Зачем идёт — сама не знает.
В адресе указан номер квартиры: 12. Она спешно набирает две цифры на домофоне и ждёт. Долго не отвечают, хотя щелчок снятой с рычага домофонной трубки раздался в динамике почти сразу.
— Здравствуйте, Вы к кому? — наконец слышит она вежливый, но неприветливый мужской голос. Незнакомый голос.
— Здравствуйте. Мне нужен Рихард Круспе. Я из прокуратуры района, — она понимает, насколько глупо это звучит. Прокурор первым делом должен представиться и огласить причину визита, да и не бродят они по частным адресам сами — на это есть помощники и приставы.
Закономерно ответа не следует. Дверь всё ещё закрыта, и Ирине всё ещё неуютно. Кажется, даже более неуютно, чем в начале. Неудивительно, ведь на неё смотрят — оглядевшись, она замечает прямо над собой глазок камеры внешнего наблюдения. Ещё минуту, и она развернётся и уйдёт. И забудет об этом человеке и странных вещах, происходящих вокруг него, навсегда. Щёлкнул кодовый замок, и тут же подъездная дверь запиликала дежурным приветствием — вход свободен.
— Ээ, а какой этаж? — бросает она в микрофон, придерживая дверь носком сапога.
— Любой, — отвечает незнакомец. Какой странный ответ. Как это — любой?
Датчик движения мгновенно срабатывает: как только она переступает порог подъезда, лестница освещается тусклым, но достаточным светом одинокой электрической лампочки. Ирина уже приготовилась было к долгому восхождению, как взгляд её уловил фигуру в пролёте первого этажа. Заспанная физиономия Круспе, наскоро умытая, давно небритая, а сам он — в домашнем, даже куртку не накинул. Под обычной белой майкой рельеф его крепкого тела просматривается необыкновенно чётко, приглушённый свет лишь способствует обзору, оттеняя каждую мышцу торса. Но почему он здесь, на лестнице?
— Ирина? Зачем ты пришла? — Божечки, как грубо, да и рожа у него отнюдь не светится дружелюбием. И всё же, почему она тут?
— Рихард, я хотела поговорить, в моём кабинете это уже небезопасно, а встречаться в публичном месте мне не хотелось... — конечно, она не скажет ему о вымышленном больничном и о том, что провела добрых полтора часа в утренних сборах, когда обычный её марафет не занимает и десяти минут.
— Да, я понимаю, могла бы позвонить, — всё ещё грубо. Но он уже улыбается. — Я, знаешь ли, не привык дорогих гостей встречать вот так — небритым и в тапочках на босу ногу.
Теперь уже её черёд улыбаться. И действительно — непривычно видеть его таким... домашним. А самому ему, должно быть, как неудобно!
— Я живу наверху, но там ещё полно народу...
Она поджимает губы. Полно народу — значит, ей там не место. Не место в его жизн...енном пространстве.
— Хочу избежать лишних расспросов, хотя... Ты же прокурор.
“Но твою кандидатуру Тилль не утверждал”, — додумывает Рихард. Тилль лично утверждает каждую персону на допуск в квартиру, в святая святых, в их бастион.
Звук нескольких затворов и скрип открывающейся следом двери заставляет обоих вздрогнуть, а затем повернуться вправо.
— Заходите уже, не бесите меня. Здравствуйте, — вышмыгнувшая из своей обители на первом этаже Фрау Шнайдер кивает незнакомке в знак приветствия, суёт Рихарду в ладонь связку ключей и устремляется вверх по лестнице. — Я наверху, на кухне буду, ключи потом отдашь! Да, и дверь закрыть не забудь!
Рихард распахивает дверь шнайдеровского укрытия, и оттуда сразу же веет теплом центрального отопления и едва ощутимым ароматом какой-то парфюмерии. Он ждёт, когда гостья просочится внутрь, но та всё ещё продолжает пялиться на давно уже опустевшую лестницу. Она воскрешает недавно увиденное в своей памяти. Нечасто ей доводится наблюдать подобное зрелище: мужик под метр девяносто в бежевой узкой юбке до колен, в плотной классической блузке холодного лилового оттенка и в розовых тапочках на... Что там, интересно, на этих невообразимых ногах: колготки или чулки? А его волосы? Мокрая завивка или просто только что вымытые натуральные кудри? А заколки? Медного оттенка, в тон волосам. А макияж? За полсекунды толком ничего не разглядишь, но это лицо явно было нарисованным. Знакомое лицо — она помнит его по новогоднему концерту. Вот только тогда была сцена и праздник, а сейчас — буднее утро и полутёмный подъезд.
Наконец очутившись в квартире, Ирина скидывает шубу, явив чуть щурому взору Круспе весь свой марафет: короткое трикотажное платье, плотно облегающее хрупкую фигурку, чёрные колготки на не очень длинных, но очень стройных ногах. Причёска промокла и опала, косметика чуть смазалась, щёки горят с мороза, а сапоги оставляют на паркете уродливые грязные разводы. Всё далеко не так идеально, как в её мечтах.
— Прости, что без звонка, — по профессиональной привычке она возобновляет беседу с того места, на котором та была прервана. — Я не подумала. Скажи, как там твоя коллега? Диана, кажется? В соцсетях много чего пишут, но как я успела понять...