Там она не только расширила квалификацию в смежных областях вроде лечебной гимнастики, но обрела такую витальность, что член сломала колдуну. Он вообще-то холодильники чинил. Но на досуге уходил в астрал. Сломала в региональной позе, называемой “березкой”. Трудноописуемой. Перелом был в двух местах. Стал, как баклажан. Сама вызвала “скорую”, сама отвезла, а после собственноручно выходила. Скэнэром. Такие аппараты ультразвуковые. Раньше для космонавтов делали, теперь каждый может приобрести. Стал колдун, как новый. То есть, как был. И Вике вроде заместо отца, только спустя четыре года безоблачного счастья забрал подаренную кофеварку и экологически чистую кухонную утварь фирмы “Цептер”, чтобы передарить все это дочери, к которой улетел в Москву на свадьбу. Вернувшись, забрал все остальное. Газовую плиту отвинтил и на руках унес. Здоровый был колдун. И очень отговаривал от запланированной на то лето поездки в Европу. Кстати, не он один. Все были против – и папа (из-за НАТО и Радио “Свобода”), и предприятие (с водилами теперь работала, проверяя перед рейсами на трезвость).
В Европе сначала боялась выходить. Могла бросить на тротуар любого, даже двух. Все равно было чего-то страшно. Только когда вместе. За руки нас хватала. Открывала рот на черных (в этом смысле расово гомогенная Прага не Париж, но раза три навстречу попадались). Архитектуру смотрели, ездили в “Икею”, чтобы по-шведски пообедать. Достали однажды ключи от закрытого бассейна, но в голом виде застеснялась. Потом осмелела, но только там, у дальнего бортика. Плавала поперек. Груди стояли, как у девушки (“А чего им не стоять? Я же на лыжах по десять километров”.) Еще заметили, что перед приездом уделила внимание своим интимным. Ничего конкретного вслух при этом не высказывала. Но стрижечка оказалась не просто в соответствии с модой (в ее регионе создаваемой порнокассетами). В виде аккуратно выбритого знака вопроса.
К чему бы?
Может, поэтому возникла мысль.
Она не то, что возражала. Не верила в возможность. Что ж? Passage a l'act. 1
Начали с зубов, конечно. Потому что ведь красавица. Но только если рот на замке. Она же бесконтрольно улыбалась. Тогда, с одной стороны, вся озарялась – и васильковые глаза, и волосы, которые не портила даже жутко дорогая сибирская мелировка. С другой стороны – хомячок золотозубый. Хорошо, знакомый был дантист. Пан Долежал. Сто килограмм активной доброты. Русофил старой школы. Но в кабинете все немецкое. Когда выбивался из сил, пациентка делала ему массаж. Там же, на кушетке. Структура кожи – только кирзачи тачать. Но весь его центнер мотало под ее руками. Субтильная. Ну, просто парижанка (хотя один из нас напоминает, что в Париже больше толстух и огромных африканок в ярких платьях и тюрбанах). Смотришь и не веришь, что на счету тысячи чисток и десять тысяч массажей. Не веришь, что эта хрупкость выживает там при минус тридцать, а иногда и пятьдесят. В процессе труда дантист влюбился. С новыми зубами невозможно было устоять. Высадил у нас почти целую бутылку самой дорогой украинской водки. Мы тогда были после чистки, но тоже чокались за все хорошее. Но наутро позвонил, чтобы отказаться от проекта поездки с пациенткой в Карловы Вары. Робость охватила. Двадцать лет разницы. Не смог преодолеть, и вместо женитьбы на русской улетел на месяц к дочкам в Новую Зеландию.
Что ж. Составили анкету. “Медсестра? Сестра милосердия?” – “Напиши, – смутилась, – терапевт-мануалист”. Сделали снимки для Интернета. На нашей террасе. Никаких намеков на достоинства. Никаких купальников. Ни даже декольте. Было раннее утро, на заднем плане сверкал крестик на маленьком зеленом куполе собора Марии Снежной – самого высокого в Праге, она же “матерь городов”.
А вечером – в обратный путь.
В начале года пришло письмо. К двоюродному брату, который решил стать таксистом, сели седоки, только что освободившиеся из мест там не столь отдаленных. Забили брата до смерти, а послесожгли вместе с машиной. И это еще не все. 31 декабря, когда спешила домой, саму ударили сзади по голове бутылкой, отняли сумку, где было все – деньги, документы.
Восстановила. Деньги снова заработала.
И летом снова приехала. Только на этот раз вместе с дочкой и транзитом. Московский поезд приходит утром в полшестого. Перепаковали их в наш европейский чемодан на бесшумных колесиках (там, куда направлялись, есть “Закон о тишине”). Просидели до обеда, а потом снова на тот же Главни надражи, где посадили на местный. До Праги добиралась трое суток. Отсюда до границы было три часа.
С германской стороны невесту ждали.
·
С закрытыми глазами мы воскресаем под ее руками, которые умеют все, включая глубокий массаж. Не мозгов, конечно. Но экстремалы оздоровления теряли голову. Как женщины, так и мужчины.
Почему ж, блин, там не сложилось?
Располагая как вагиной, так и простатой, считаем, как Томас Манн: “Достоевский, но – в меру”. Достаточно работы на поверхности. Поверхность – это все. Включая принцип современной эстетики.
Она не настаивает на глубоком. Даже одобряет буржуазную умеренность. Вспоминает, что побочными эффектами бывали и разводы.