К счастью, самой Саен не слишком любопытно, что это был за подарок, потому что она закатывает глаза на мое молчание и передаёт сообщение Сэду. Он отвечает, качая головой.
Брови Саен сходятся в одну линию.
— Он говорит, что нефарит нужно уважать. Это — Великий Судья.
— Великий Судья? Чего?
Она спрашивает, но он лишь снова качает головой.
Я не знаю, что об этом думать, возможно, Парани преклоняются перед нефаритом, как хемутианцы преклонятся перед огромными китами в море, граничащем с их королевством. Может, они считают нефарит живым элементом, как народ Вачука верит, что огонь живой, потому что, в конечном счете, он умирает. В конце концов, рассуждают они, все что умирает, должно было когда-то жить.
— Скажите ему, что мы будем уважать нефарит. Мы хотим доказать, что мы не плохие и не желаем причинять им вреда.
По крайней мере, я искренне надеюсь, что это так. Король Сокол должен принять решение для своего королевства. Меня передёргивает при мысли, что разговор с Парани мог быть напрасным.
Саен бросает на меня косой взгляд.
— Ну, хорошо, — говорю я. — Скажите ему, что отныне мы больше не желаем причинять им вреда.
Мне интересно, могут ли Линготы лгать — и будет ли Саен считать ложью эти слова, когда произнесёт. Какое несправедливое преимущество, если у Линготов есть такая способность — лгать и в тоже время различать ложь других.
Сэд какое-то время обдумывает сказанное. Наконец он отвечает коротким отрывистым ворчанием, после чего исчезает в воде. Круги, оставшиеся после его исчезновения, расходятся и исчезают, достигнув берега. Мы потерпели неудачу?
— Куда он пропал?
Саен подтягивает колени к груди и упирается в них подбородком.
— Он собирается принести вам немного нефарита. А затем, он хочет, чтобы мы ушли.
Так мы и сделаем.
Возничий нас бросил; обратная дорога во дворец была длинной. Мы с Саен расстались еще до того, как добрались до рынка, и она сердилась, что пропустила какие-то свои занятия в Лицее. Надо мной светило полуденное солнце, когда я покинула базар, и увидела перед собой дворец.
Я решаю, что в выходные буду исследовать Аньяр, пока не узнаю его так же хорошо, как веревочные мосты Серубеля. Если это место должно стать моим новым домом, то я должна принять его как дом. Я надеюсь, что король примет осколок нефарита, который я сжимаю в руке, в качестве извинения за то, что я не приступила к своим обязанностям этим утром. И все же я понимаю, что должна быть наказана за свой поступок. Я лгала о вымышленных приказах короля, и использовала ресурсы дворца в личных интересах.
Мой отец посчитал бы, что я заслуживаю темницу. Интересно, что решит король Сокол. Он, кажется, правит иначе, чем мой отец, более легкой рукой и с терпением. Я приму любое физическое наказание, даже приличную порку, только если он не отправит меня обратно в гарем. Боль я могу вытерпеть; даже сейчас укусы Парани жалят меня, словно заклеймили каждый дюйм моего тела. Однако я не смогу выдержать скуку.
Когда я достигаю стен дворца, я слышу крик, раздающийся с одной из башен, и узнаю свое имя, выкрикиваемое в каждом направлении. Меня определенно потеряли и, вероятно, искали.
И у меня, несомненно, будут проблемы.
28. ТАРИК
Два охранника тащат Сепору через тронный зал к Тарику, и, похоже, она благодарна за помощь, ее сандалии сползают при каждом шаге. Ее волосы, кажется, были ранее заплетены в косу, но сейчас пряди торчат в разные стороны. Серебристая краска, которой она подводила глаза, теперь растеклась ручьями по щекам, будто она спала накрашенная или плохо вымыла лицо. Маленькие, но заметные ранки покрывают ее кожу на руках, ногах и плечах, некоторые из них воспалены, и свидетельствует о боли, которую она должно быть испытывает.
Тарик злится, что его изначальный гнев улетучивается, когда он созерцает это ужасное зрелище, которое представляет собой Сепора. Возможно, было бы лучше, чтобы ее отвели в его личные покои, чтобы избавить от открытого унижения перед этой толпой. Но личная встреча и частное разрешение конфликта по поводу её правонарушений не удовлетворит любопытства присутствующих или тех, кто был свидетелем утренних безумных поисков, или тех, кто жаждет услышать меру наказания для нее за то, что она принесла королю такие проблемы и прервала его утренний суд. К тому же, встреча наедине определенно породила бы презрительные слухи о том, что барышня имеет на него определенное влияние, а он этого совершенно не хочет, и не может себе позволить в этой атмосфере смены власти. Короля обидели, и наказание вполне уместно, даже если преступник уже каким-то образом наказал себя сам.
Он расправляет плечи, и изображает на лице безразличие. Утренние поиски уже создали впечатление, будто он считает ее более важной, чем это есть на самом деле — или должно быть. Правда ли это, он подумает в другой раз.
— Я не мог не заметить, что вы не явились для выполнения своих утренних обязанностей, барышня Сепора, — говорит он, изо всех сил пытаясь выказать скуку. — Надеюсь, что сегодняшняя вылазка стоит того наказания, которое вы получите за ваш проступок.
Она кивает.
— Я тоже, Ваше Величество.
— В самом деле. Что же, тогда давайте преступим. Объясните свои сегодняшние действия. Насколько мне известно, вы солгали одному из моих охранников, ссылаясь на ложное задание от моего имени, которое включало кражу колесницы и вовлечение в него Лингота из Лицея, — он сглатывает. — И ходят слухи, что вы спрыгнули с моста Хэлф Бридж, — что технически не является преступлением, но вызывает у него безграничное любопытство. — Что вы скажите по поводу этих обвинений?
— Они все правдивы, Ваше Величество.
От разочарования у него сжимается в животе. Он не хотел, чтобы они были правдой. Не хотел, чтобы Сепора была виновна в наказуемых преступлениях.
Среди охранников, дворян и женщин проноситься шепот. Тарик чувствует устремленные на него взгляды. Все внимательно следят, как он отреагирует на удивительное признание Сепоры. Он даже не повёл бровью, хотя от страха сердце ушло в пятки. С одной стороны, он рад, что она не пытается лгать и добавить ложь к своим нарушениям, но с другой стороны, он не может поверить в то, что кто-то добровольно прыгнул с моста Хэлф Бридж, если не намеревался совершить самоубийство, которые, как известно, случаются время от времени.
— Эти отметины на вашем теле. Откуда они?
— Это укусы Парани, Ваше Величество.
У толпы зрителей невольно вырывается вздох. По крайней мере, у Сепоры хватает здравого смысла не говорить, пока к ней не обратятся, чтобы защититься от предъявленных обвинений. Он помнит последний раз, когда ее привели к нему на глазах у всего двора и смелость, с которой она защищалась. Сейчас она выглядит просто смиренной, послушной и пристыженной.
Отсутствие ее обычного огня немного разочаровывает.
— Если позволите, Ваше Величество, я хотела бы поговорить с вами наедине.
Ах, дерзкая Сепора, о которой он думал, что знает её, наконец, непрошено высказывается. Как освежающе и крайне неуместно.
Он качает головой.
— Боюсь, что частный разговор невозможен. Многим здесь, при дворе, интересно, какое наказание полагается за ваши преступления, и я намерен удовлетворить их любопытство.
Она должна бояться больше или, по крайней мере, отреагировать на его слова, но определённая энергия поддерживает ее на ногах, хотя видно, что девушка истощена.
Она вытягивает вперед руку и раскрывает ладонь, чтобы показать серебристый камень с белыми и черными крапинками. Тарик прежде видел подобный камень; он в виде меча висит на стене в спальне отца, подарок от его самого храброго воина, который преодолел опасности реки, чтобы завладеть элементом и выковать из него меч для короля. Тарик унаследовал это меч и очень ценил. Потому что этот неприметный камень — нефарит.
— Я отправилась на задание от вашего имени, — спокойно объясняет Сепора. — И, хотя во многих отношениях это была ложь, моими действиями управляла правда. Я сделала это для Теории и, хоть смиренно приму ваше наказание, Ваше Величество, я все еще думаю, что то, что я собираюсь сказать, оправдывает частную беседу.