— Говори, что собирался, а затем оставь меня в покое, — наконец произносит Сепора, не глядя на него.
— Я бы хотел, чтобы вы одарили меня всем вашим вниманием, принцесса.
— Поверь мне, когда я говорю, что оно твоё.
Он вздыхает, прислонившись к деревянному проёму. Солнечный свет льется из-за его спины, отбрасывая длинную тень на Сепору и ее Змея.
— Я пришел узнать, устраивают ли тебя новые комнаты.
Она въехала в комнаты, предназначенные для королевы Теории, чтобы могла привыкнуть к покоям, которое будут принадлежать ей. Слуги, которые помогали ей устраиваться, сообщили, что она только сказала, что комнаты «подобающие». Все восточное крыло принадлежало королеве и было обставлено гораздо богаче, чем любые другие покои, в том числе и его собственные. Когда она сказала «подобающие», его слуги посчитали это оскорблением. Он должен действовать тактично, потому что не хочет упрекать ни будущую королеву, ни персонал в излишней чувствительности.
— Они — подобающие, — повторяет она.
— Я надеялся, что ты посчитаешь их роскошными. Их с большим удовольствием оформляла перед смертью моя мать.
В этот момент она поворачивается к нему и кривит губы.
— Я не знала, что комнаты оформляла твоя мама. Она предусмотрела все возможные удобства. Они прекрасны. Спасибо.
Он замечает раскаяние в ее словах, но последнее, что ему нужно от нее — это жалость.
— Тебе по нраву твои слуги?
— Да.
— Последние три вечера ты была не очень разговорчива за ужином.
— В этом не было необходимости.
— Разве я был недостаточно интересным, чтобы увлечь тебя разговором? — он хочет поддразнить ее, но она бросает на него мрачный взгляд.
— Думаю, мы оба знаем, кого ты находишь интересным.
Она все еще злится на него за его намерение выполнить свой долг и жениться на принцессе Тюль. И он прекрасно понимает, что то, каким образом был устроен их собственный брак, было довольно отталкивающим. Возможно, однажды он загладит свою вину. Возможно, в один прекрасный день эти разногласия закончатся. Но до тех пор, пока между ними все не разрешится, он должен быть осторожен со своей будущей королевой. Ради нее и ради себя самого. Он думал, что знает ее натуру. Он думал, что знает ее. Но Сепоре удалось многое от него скрыть. Он должен постараться, чтобы это больше не повторилось.
Он делает шаг вперед. Нуна проявляет активность, видимо, встревоженная холодом атмосферы между ними.
— Ты не возражала против нашего союза, когда он заключался. Я предположил, что ты согласна.
Он ничего подобного не предполагал. Видимо, от шока она проглотила тогда язык. Но иногда тишина может быть громче слов.
— Конечно, я бы не стала возражать. Ты же знаешь, я всегда хотела мира между нашими королевствами.
Это ранит его больше, чем он мог предположить, потому что в ее словах нет обмана. Конечно, союз был выгоден с точки зрения правителя, и да, он знал, что она хотела мира, но, гордость пирамид, он желал ее. Больше всего на свете. А ее отец всё упростил, предложив ее. Но он должен был знать, что с Сепорой ничего не бывает просто. Она доказывала это снова и снова.
Она согласилась выйти за него, чтобы сохранить мир. Чтобы предотвратить неизбежную войну. Она согласилась выйти за него из чувства долга. Какое же подходящее для него наказание. Он собирался жениться на другой из-за чувства долга и ожидал, что Сепора поймет, а теперь она согласилась выйти за него из чувства долга и считает, что он тоже должен понять. Принять тот факт, что любит свою жену, в то время как она каждый день будет выказывать ему холод, потому что действовала из-за чувства долга и ответственности.
Он этого не допустит.
Сделав чуть больше трех шагов, он преодолевает расстояние между ними. Сперва она выглядит испуганной, но затем ее веки опускаются, и он уверен, что она смотрит на его губы. Её щеки тут же краснею, и она отступает, но он не сдается и продолжает идти вперед. Нельзя допустить, чтобы всё было напрасно. Я не могу получить её и в тоже время потерять.
— Твой отец говорит со мной загадками, — начинает он. — Он говорит правду, но за своими словами скрывает ложь. Расскажи мне, что ты знаешь.
Она сверкает на него глазами, сжав челюсти.
— Если ты знал, что он врет, тогда почему ничего не сказал? Он вообще хочет, чтобы мы поженились?
Ее тон и жесты говорят о том, что она задает вопросы из-за искреннего желания получить ответ. Что она тоже подозревала своего отца во лжи. Значит, она не соучастница отца, какими бы не были его планы.
Его переполняет чувство облегчения. Он опасался, насколько сильно она могла его обмануть. То есть, насколько он был готов закрыть на всё глаза. Но он пришел сюда за ответами. И задав этот вопрос, она на многие из них ответила.
— Он хочет.
И именно поэтому он не указал Эрону на его обман. Он женится на Сепоре и разберется с королем позже. Рашиди не поддерживает эту стратегию. Но ведь Рашиди безнадежно не влюблен в серубельскую принцессу.
— Тогда в чем же он солгал?
— Сейчас он хочет мира. За словом «мир» скрывается обман, но слово «сейчас» выражает правду. Я думаю, у него плохие намерения после того, как мы поженимся.
— Зачем ждать, когда он начнет действовать? Почему не остановить его сейчас? Он скоро узнает, что ты Лингот. Он научится обходить правду так же, как…
— Так же, как делала ты?
Она опускает взгляд.
— Твой талант — несправедливое преимущество. Иногда приходится хитрить.
— Ты не доверяла мне.
— И я рада этому. Ты ясно дал понять свои мотивы. У вас по-настоящему железное чувство долга, Ваше Величество. Им можно только восхищаться.
— Я могу то же самое сказать о тебе.
— Смиренно благодарю, Ваше Величество.
Он скрипит зубами.
— Я устал от этой абсурдной вежливости между нами, — шепчет он.
— Ты предпочел бы, чтобы я была грубой?
Но ее гнев утихает. Она не может смотреть ему в глаза.
— Я предпочел бы, чтобы ты была моей.
Она хмурится и прикусывает губу. Он чувствует, что она не хочет вести этот разговор, но не позволит ей увильнуть. До свадьбы осталось всего несколько недель, до тех пор ситуацию нужно решить. Между ними должно быть что-то ещё, кроме как обмен любезностями, пусть пока хотя бы понимание. Она должна знать, что будет принадлежать ему не только на словах и обетах. Как по нему, пусть долг пропадёт пропадом в пустыне, как и все, о чем он сейчас волнуется, но он больше не будет довольствоваться браком по расчету. Он больше не будет довольствоваться чем-то меньшим, чем Сепора.
Возможно, она не собирается возвращаться к нему; возможно, думает, что отношения между ними уже никогда не будут, как прежде. Но сможет ли она с этим жить? Сможет ли до конца жизни обмениваться простыми вежливыми фразами и радовать его своим присутствием только тогда, когда этого требует этикет?
— Я принадлежу вам, Ваше Величество, — говорит она, склоняясь в низком поклоне, от ее движений разит неискренностью. — Я полностью в вашем распоряжении.
— Заставь меня поверить в это.
— Ты — Лингот, — говорит она. — Ты знаешь, что я говорю правду.
— Ты говоришь то, что требует от тебя долг. Но что скажешь ты, Сепора? Если бы ты не была принцессой Серубеля, а я не был королем Соколом. Если бы ты без каких-либо последствий могла отвернуться от этого брака. Ты бы ушла?
Гордость пирамид, зачем он задает такой прямой вопрос, когда его сердце сжимается в ожидании слов, готовых сорваться с ее языка? Но он должен это знать. Он просто должен знать. Потому что то, что он собирается сделать, каждое его действие, зависит от ее ответа. От ее настоящего ответа.
Он пальцем поднимает ее подбородок, чтобы посмотреть в ее серебристые глаза. В них пылают невысказанные слова, готовые выплеснуться на поверхность эмоции.
— Сепора, смогла бы ты уйти? — требовательно спрашивает он.
— Да.
Правда.
И ложь.