«В аэропорту Кеннеди ко мне подошёл мужчина, отвёл в ожидавший меня фургон, завязал мне глаза и уехал. Полагаю, их было трое. Они не разговаривали, только назвали пункт назначения: Квинс. Меня держали там в небольшой квартире, не знаю, в какой части Квинса. В тот вечер я впервые заговорил с журналисткой Marie Claire. Мы говорили по-французски, пока один из мужчин не ударил меня под рёбра и не сказал, что нужно говорить по-английски. Они позволили ей сказать мне, что с ними всё в порядке, что они добрались до Америки. Я слышал на заднем плане голоса своих детей».
Насим Конклин посмотрел на единственное окно, затемнённое плотно задернутой шторой. «Они забрали телефон. Это был последний раз, когда я разговаривал с женой».
«Ты говоришь «они», Насим. Ты, очевидно, их видел. Ты знаешь, кто это был? Можешь описать их или этот фургон?»
«Их было трое, с сирийским акцентом, как и у первых троих. Они…
Они были примерно моего возраста или старше. Они выглядели приятными и хорошо одетыми, все трое в брюках и куртках. Они были вежливы и неплохо говорили по-английски. Номерной знак на фургоне? Я его не видел.
«Я покажу вам фотографии, посмотрите, сможете ли вы их опознать».
«Да, я попробую. Я знаю, что у них были британские паспорта, но, возможно, они тоже были поддельными».
«И только тогда вам сказали, что нужно сделать? Взорвать гранату в очереди на досмотр в аэропорту имени Кеннеди?»
Он кивнул. «Сразу после того, как они забрали телефон, кошмар стал хуже, чем я себе представлял. Мне показали гранату, объяснили, как её взорвать, и приковали наручниками к койке в дальней комнате, ожидая, что я усну.
Конечно, я совсем не мог заснуть. Именно тогда я подслушал обрывки их разговора через закрытую дверь на арабском языке. Они не знали, что я иногда их слышу. Тогда я и услышал, как они используют слово «Белла» , своего рода кодовое слово для обозначения того, что они делают. Они упомянули человека, которого называли Стратегом – перевода на арабский язык нет, поэтому они использовали английский. Я не знаю, кто он, но они говорили о нём с уважением, почти благоговением – как о своём вдохновителе или лидере. И один из мужчин – его звали Рахал – упомянул имя Хосни, назвал его своим братом, и Хосни был здесь, в Соединённых Штатах, и помогал им. Он немного посмеялся. Как вы думаете, Хосни Рахал может быть важен?
Сердце Шерлока ёкнуло. «Хосни Рахал. Мы будем его искать. Ты вообще не представляешь, кто этот Стратег?»
Насим покачал головой. «Кроме того, кто, похоже, спланировал этот проект с Беллой, я понятия не имею. Это единственные имена, которые я слышал. Не знаю, поможет ли это вам».
«Тогда, Насим, нам нужно сосредоточиться на вопросе: почему это случилось именно с тобой? Кто выбрал тебя для этого и почему? Если мы сможем это выяснить, мы сможем найти их, а возможно, и твою семью».
«Я почти ни о чём другом не думал. Что я сделал, что сделала моя семья, чтобы заслужить это? Почему они не послали одну из многих заблудших душ, жаждущих умереть за джихад, кого-то, кого они тщательно подготовили, вместо того, чтобы рискнуть и выбрать кого-то вроде меня? Я застыл, правда?»
«Именно этот вопрос. Может быть, они выбрали тебя, потому что считали, что ты не можешь быть с ними связан? Ожидали, что ты умрёшь, даже не узнав, кто они? Или, может быть, это было что-то личное, кто-то хотел твоей смерти?»
«Насколько мне известно, у меня нет смертельных врагов».
«Но когда они впервые схватили вас, вы думали, что это ради выкупа?
Потому что вы продавали бизнес своего отца и вскоре должны были стать очень богатыми?
«Это правда, но есть только моя мать. Зачем ей желать моей смерти?»
Шерлок кивнул. «Хорошо. Возвращайся со мной, Насим. Ты вернулся в Лондон около полугода назад?»
Он кивнул. «Да, около полугода назад, после смерти отца. Моя мать, Сабин, очень тяжело перенесла его утрату, умоляла меня переехать в Лондон.
Честно говоря, мы с Мари Клэр были счастливы в Руане, мы оба обосновались там и с нетерпением ждали своего будущего. Но моя мать нуждалась во мне, просила вернуть внуков, и ещё нужно было заниматься семейным бизнесом в Англии.
«Она не могла приехать к вашим детям, пожить у вас в Руане?»
«Она и моя жена, Мари Клэр, не любят друг друга. Моя мать никогда не одобряла мой брак с французским католиком, особенно её расстраивало то, что мои дети воспитывались католиками. Видите ли, мой отец был атеистом и позволил ей воспитывать меня в исламе. Я давно отступил от своих убеждений, и она подталкивала меня вернуться к вере».
«А твой отец?»
Мой отец не одобрял нас по разным причинам. Он владел очень успешной сетью химчисток по всей Англии и Шотландии. Он ожидал, что я пойду в этот бизнес вместе с ним, и когда я сказал ему, что мне это неинтересно, что я хочу стать писателем или журналистом, он очень разозлился.