Да, спортплощадку в Ньюарке надо оставить в прошлом. Он не уедет из Индиан-Хилла. Там, дома, он был потенциальной жертвой полио, тут он — пища для бабочек. Сомнения, колебания, которым он прежде не был подвержен, больше не пошатнут его убежденность в том, что он сделал правильный выбор.
К этой поре лета мальчики, вначале даже не умевшие держаться на воде, уже миновали стадию, когда надо было выдувать пузыри, отрывать ноги от дна и всплывать с опущенным в воду лицом, и, как минимум, могли плыть по — собачьи; многие продвинулись и дальше, освоив азы кроля и плавания на спине, а иные из начинающих уже прыгали в воду на глубине и преодолевали футов двадцать до пологого берега озера. В подчинении у Бакки было пятеро вожатых, и хотя они, похоже, хорошо управлялись с мальчиками любого возраста и вполне могли учить их сами под его общим наблюдением, он с первого дня тоже входил в воду, чтобы заниматься с ребятами, которых вожатые между собой называли "утюгами", — с теми из младших, что меньше всех были уверены в себе, не делали особых успехов и отличались неважной плавучестью. Иногда он подходил по пирсу к помосту над глубокой водой, где вожатый учил нырять мальчиков постарше; некоторое время проводил с ребятами, которые отрабатывали баттерфляй; но он постоянно возвращался к младшим, спускался с ними в воду, помогал им осваивать движения ногами — "волну", "ножницы", "лягушку", — придавал им уверенности, поддерживая их руками и повторяя, что он здесь, рядом, что они могут не бояться захлебнуться, наглотаться воды, не говоря уже о том, чтобы утонуть. К концу дня на берегу ему пришла в голову мысль — ровно такая же, как в начале учебы в Панцеровском, — что нет такой работы, какая приносила бы мужчине больше удовлетворения, чем заниматься с мальчиками, не только приобщая их к тому или иному виду спорта, но и внушая им уверенность, что все будет в порядке, помогая преодолеть страх перед чем-то новым, будь то плавание, бокс или бейсбол.
Бесподобный день — а сколько таких еще будет! Перед ужином у него на губах запечатлеют влажный привет близняшки, которые будут ждать его на ступеньках столовой, — они всякий раз, едва его завидят, поднимают крик: "Поцелуй! Поцелуй!" — а после ужина он обещал Дональду Каплоу позаниматься прыжками. А в девять тридцать — на темный остров с будущей женой. Она опять оставила ему у мистера Бломбака записку в конверте: "Снова. Буду ждать. М." Он уже договорился с Карлом, что на этой неделе он свозит его в Страудсберг купить обручальное кольцо для Марсии.
Через полчаса после ужина, когда ребята из коттеджа затеяли игру в софтбол на площадке у флагштока, они с Дональдом пошли на берег, чтобы Бакки посмотрел, как он прыгает с трамплина. Для начала Дональд выполнил простые прыжки из передней и задней стойки и прыжок из передней стойки согнувшись.
— Хорошо! — сказал ему Бакки. — Не понимаю, что, по-твоему, здесь не так.
Дональд улыбнулся в ответ на похвалу, но все же спросил:
— Разбег правильный? Последний шаг правильный?
— Все в лучшем виде, — заверил его Бакки. — Знаешь, что надо делать, и делаешь. Прыжок согнувшись просто образцовый. Сперва верхняя часть тела сгибается, ноги ничего не делают. Потом нижняя часть тела идет вверх и назад, голова и руки стабильны. Верно во всех деталях. А сальто назад делаешь? Давай посмотрим. Не забывай про край трамплина.
Дональд был прирожденный прыгун в воду, и в заднем сальто он не сделал ни единой ошибки из тех, каких Бакки мог ожидать. Когда Дональд вынырнул и, еще будучи в воде, отводил волосы с глаз, Бакки крикнул ему:
— Хорошее, мощное вращение. Четкая, тугая группировка. Ритм, равновесие — все замечательно.
Дональд вылез из воды и, поймав кинутое ему полотенце, растерся досуха.
— Не прохладно тебе? — спросил Бакки. — Не зябнешь?
— Нет, нисколечко, — ответил Дональд.
Солнце все еще было ярким, огромное небо — голубым, но после ужина заметно похолодало. Трудно было поверить, что совсем недавно он со своими подопечными на спортплощадке страдал от той самой жары, что рождает заразу — заразу, которая буйствует в его родном городе и наводит на людей сумасшедший страх. И как это кружит голову — знать, что с приездом сюда все до мелочей изменилось к лучшему! Вот бы в Ньюарке температура могла стать такой, как здесь сейчас, и не повышаться весь остаток июля и весь август…
— Да ты дрожишь, — сказал Бакки. — Давай завтра в это же время. Хорошо?
— Еще только переднее сальто, можно? Сперва без разбега. — Дональд встал на краю трамплина, руки впереди и согнуты в локтях, колени чуть согнуты. — Это не самый мой лучший прыжок, — признался он.
— Сосредоточься, — сказал Бакки. — Руки идут вверх, потом группировка.
Дональд приготовился, прыгнул вперед и вверх, сгруппировался и классически, вертикально вошел в воду ногами вперед.
— В чем-нибудь напортачил? — спросил Дональд, вынырнув. Чтобы хорошо видеть Бакки, ему пришлось прикрыть глаза ладонью от закатного солнца и его ярких отблесков на воде.
— Ни в чем, — ответил Бакки. — На мгновение руки потеряли контакт с ногами, но это не очень важно.
— Да? Дайте еще раз попробую, — попросил его Дональд, подплывая брассом к трапу. — Хочется все сделать правильно.
— Ладно, Туз-Тузище, — со смехом сказал Бакки, наградив Дональда прозвищем, которое он сам, мальчик с заостренными ушами, получил когда-то на улице и носил, пока дед не дал ему новое на всю жизнь. — Одно последнее переднее сальто, и мы идем в помещение.
На этот раз Дональд взял свой обычный разбег от начала трамплина, хороший подскок — и умелое завершение прыжка. Кисти рук безошибочно переместились от голеней к коленям, а от них, перед входом в воду, к бедрам.
— Здорово! — воскликнул Бакки, когда он появился на поверхности. — Прекрасная амплитуда, прекрасное вращение. Красиво, мощно от начала до конца. Где все эти ошибки, про которые ты мне говорил? Ни одной не вижу.
— Мистер Кантор! — взволнованно попросил его Дональд, взобравшись на бортик. — Дайте только покажу вам полувинт и задний согнувшись — и все, пойдем. Мне правда не холодно.
— Мне и то холодно, — со смехом сказал Бакки. — А я сухой и в рубашке.
— Вот вам разница между семнадцатью годами и двадцатью четырьмя, — отозвался Дональд.
— Мне двадцать три, — поправил его Бакки, вновь смеясь и довольный донельзя — не только Дональдом и его настойчивостью, но и тем, что Марсия и близняшки совсем рядом. Уже семья почти что. Словно Дональд, всего на шесть лет его младше, — их с Марсией сын и, как это ни несообразно, дядя двойняшек.
— Нет, хватит, — сказал он, — холодает с каждой минутой. У нас весь остаток лета впереди.
И он кинул Дональду его спортивную куртку и вдобавок заставил обернуть полотенцем бедра поверх мокрых плавок.
Пока они устало шли вверх по склону к коттеджу, Дональд говорил:
— Я хочу, когда мне исполнится восемнадцать, поступить в военно-морскую авиацию. Мой лучший друг год назад туда пошел. Мы все время переписываемся. Он мне написал, какая там подготовка. Сурово. Но я хочу поучаствовать в войне, пока она не кончилась. Хочу колошматить япошек с воздуха. С самого Перл-Харбора хочу. Когда началась война, мне было четырнадцать, я уже понимал, что происходит, и мне хотелось самому что-то сделать. Хорошо бы там быть, когда они сдадутся. Вот будет день!
— Надеюсь, твои желания сбудутся, — сказал ему Бакки.
— А почему вы не служите, мистер Кантор?
— По зрению не взяли. Из-за этой вот штуки. — Он постучал пальцем по очкам. — Мои лучшие друзья сейчас воюют во Франции. В первый же день высадки парашютировались в Нормандии. Как бы я хотел быть с ними!