К.П. Чечеров
Немирный атом Чернобыля
Чечеров Константин Павлович — с.н.с. Ин-та общей и ядерной физики РНЦ "Курчатовский институт".
У каждого, кому довелось прикоснуться к чернобыльской аварии, свои впечатления, свои воспоминания, свои оценки. Сегодня, двадцать лет спустя, многие тогдашние предположения и оценки не подтвердились. А многие представления живут и по сей день.
М.С. Горбачев в одном из последних интервью (2 марта 2006 г.) говорил, что двадцать лет назад
"ученые выражали опасения, что если раскаленная масса ядерного топлива и графита прорвется и упадет в радиоактивную воду, то могут создаться условия уже для ядерного, а не теплового взрыва. Мы не паниковали. Вероятность такого взрыва была 5-10 %, но воду надо было срочно откачать, что и было сделано в начале мая. Таким образом, опасность взрыва, какой бы малой она ни являлась, была предотвращена. Кроме этой были и другие угрозы, которые необходимо было устранить со всей срочностью. Первой была опасность того, что раскаленная масса, прорвав дно реактора и упав в подвальные помещения, разрушит фундамент здания и придет в контакт с почвой, что приведет к заражению почвенных вод. Тогда по предложению правительственной комиссии, одобренному Политбюро, были вызваны шахтеры из Донбасса и из Тулы, которые прорыли длинный туннель, ведущий под реактор, и установили там бетонную плиту с системой трубоохлаждения размером 30x30 м и толщиной 2,5 м. Таким образом, в результате решения труднейшей инженерной задачи и мужества шахтеров, работавших в тяжелейших условиях высоких радиационных полей, поврежденный реактор был надежно изолирован от подземных вод".
Почему "раскаленная масса топлива и графита" должна "прорваться" и упасть в радиоактивную воду? Почему при этом должен произойти ядерный взрыв, чего не хватало, чтобы он не произошел раньше, до этого падения — ведь, если ядерное топливо есть и есть графит — замедлитель нейтронов, что могло бы препятствовать разгону реактора? Кто и как определил вероятность чудовищной перспективы — ведь не будет разгон ждать десять дней до спуска воды из бассейна-барботера?
Ясно, что не сам генсек додумался до этих ужасов, значит, были рядом советники, у которых были такие представления. Были рядом эксперты, наводившие страх жуткими прогнозами на уровне массового сознания, которое формировалось СМИ. То есть получается, что руководители страны имели такие же фантастические представления, которые были характерны для большинства обывателей. И сегодня, двадцать лет спустя, бывший генсек убежден, что "правильным было немедленно засыпать реактор смесью песка, свинца и бора, чтобы как можно скорее помешать выбросам радиоактивных веществ в атмосферу". Сегодня становится ясным, что многие решения были не до конца продуманы и в то же время многие необходимые меры не были приняты.
Опасности реальные и мнимые
Сотрудники нашего Отделения исследовательских реакторов и технологий (ОИРТ) Института атомной энергии им. И.В. Курчатова (ИАЭ) узнали об аварии не из сообщений СМИ 30 апреля, а уже 26-го, когда были вызваны на работу для дезактивации автобусов и машин скорой помощи, доставивших первых пострадавших из аэропорта в Клиническую больницу № 6. Несмотря на то, что пострадавшие сотрудники станции и пожарные были переодеты, автотранспорт оказался радиационно загрязненным до такой степени, что на его дезактивацию потребовались многие недели. При обычной работе — до аварии — Отдел радиационного материаловедения ОИРТ производил примерно 80 % радиоактивных отходов института, и естественно, что дезактивация автомашин была поручена тем, кто этим занимался больше других. Сразу же из дома вызвали дозиметристов, и они были первыми, кто занялся в Москве дезактивацией, связанной с чернобыльской аварией. Они же были первыми (кроме руководства) в нашем институте, кто узнал о том, что на ЧАЭС произошла авария с большим числом пострадавших. О том, как была организована дезактивация, лучше могли бы рассказать наши замечательные дозиметристы Михаил Сергеевич Костяков, Владимир Иванович Кабанов, Владимир Юрьевич Иванов, Владимир Алексеевич Доценко. Но их уже с нами нет.
Сотрудникам института до чернобыльской аварии доводилось сталкиваться с аварийными ситуациями на экспериментальных стендах и установках, когда были пострадавшие. Но в тех случаях пострадавших можно было пересчитать по пальцам одной руки, и этих пальцев было в избытке. 26 апреля в 6-ю больницу привезли несколько десятков человек, и это воспринималось как чрезвычайно большая авария. Однако газеты и ТВ молчали, и это молчание казалось зловещим.