– Вот уж нет! – блондинка положила телефон рядом с собой и откинулась на спинку дивана. – Основное – как раз не основное. Более того, к делу совсем не относящееся. Основное – это вы, Борис. А причина визита – некоторые странности, которые замечаются за этим домой вот уже года четыре.
– А каким боком странности этого дома к строительной компании? Ограничивают площадь застройки?
– Пффф…, - фыркнула блондинка и я ухмыльнулся. - Если бы. Переговоры о закупке этого участка под строительства приостановлены – это раз. А два… Странности этого дома нанесли фирме и материальный и моральный ущерб.
– Какой? – заинтересовался я.
– Прямой. Как, скорее всего, нанесут и вам, Борис! – она особенно выделила голосом мое имя, и я вспомнил, что не предпринял попытки познакомиться.
– Меня зовут Инна. И в следствии я проработала… не думаю, чтобы намного меньше вас. – Блондинка не стала дожидаться моего вопроса и представилась сама.
Опаньки… Дама оказывается следователь. Беседа приобретала иной оттенок. Я согнал с лица ухмылку. Расспрашивать о том, где работала и сколько, я не собирался. Если врет – разоблачить труда не составит.
– Ну что же, это радует. Тогда как коллега коллеге… А в чем собственно дело? Насколько я знаю, ваша фирма занимается застройкой у лесополосы и предпринимает меры к расселению жильцов этого дома, так?
– Предпринимала. Года три назад. А точнее до момента возгорания двух домов метрах в шестистах отсюда. По глазам вижу, Борис, что вы в курсе. Именно с того периода я и стала руководителем отдела безопасности компании. Для выяснения причин возгорания домов, в которых молва обвинила нас. Несмотря на выводы экспертной комиссии, лицензия на производство строительных работ была приостановлена более чем на год. Два уголовных дела по настоящее время не прекращены. О пострадавшей репутации я и не говорю.
– И причем тут этот дом, и я в частности?
Инна вытащила из сумки небольшой толстый конверт. Повертела его в руках.
– Видишь ли, Борис… Наша фирма на этой территории уже шесть лет в общей сложности. Жители здесь в категориях от «так себе» до «ворье». За редким исключением. Так что у всех домов, от леса до Гусиной Балки, наших камер наблюдения – как блох. Воруют со строек нешуточно. Я записи с этих камер несколько месяцев анализировала. – Инна протянула конверт. – Здесь фотографии. Все датированные. Даты, я думаю, сам подгонишь под взаимосвязь и события. Одно скажу - в интервалах между трагическими событиями героиня снимков не появляется. И что самое удивительное – героиня уже лет пять, как мертва.
Инна посмотрела на меня, ожидая реакции. Я молча вертел в руках увесистый конверт, и она усмехнулась, поняв, что новость для меня не нова. Поднялся со стула и подошел к окну, приводя мысли в порядок.
– Ладно, хорошо. А причем здесь я?
– А я не знаю, причем здесь твоя квартира. Когда будешь смотреть на фотографии – смотри на даты и местность. Появятся идеи – звони. – Инна вручила мне визитку и встала.
Говорить мне не хотелось, и я молча проводил ее до дверей. Оставил дверь открытой, чтобы ей была видна лестница. Спускалась она уверенно, несмотря на скудное освещение. У следующего пролета остановилась и обернулась.
– Будь осторожен, Борис. Последние снимки с камер я не распечатала. Но два дня назад она здесь была.
– Ты кому-нибудь об этом говорила?
– Не смеши меня. Я говорила об этом со всеми, кто жил в этой квартире до тебя. Ну, почти со всеми. И с Гутой, кстати, тоже. – Инна махнула рукой в прощальном жесте и растворилась в темноте подъезда.
Я запер за ней дверь. Злость во мне поугасла, но навалилась усталость. Обычная усталость от обилия информации, которую я не мог осмыслить. Взял папку Гуты и упал на диван. Хотелось спать, но я знал, что расслабиться не смогу. Несколько раз ловил себя на том, что прислушиваюсь, сканирую территорию на предмет посторонних звуков. Поэтому поудобнее устроился на диване, открыл папку и вытряхнул из конверта фотографии. Они были неплохо обработаны, шумы погашены, отчего изображение стало вполне четким. Шесть фотографий были скреплены и снабжены стикером с датами « 1- 4 апреля», четыре – с «14-17 декабря» и восемь с «7-12 октября». Я нацепил очки и принялся разглядывать снимки. Время на всех примерно одинаковое – с восьми до девяти часов вечера. Вот эти, видимо, с камеры возле домов, которые впоследствии сгорели. Дома целы. На каждом из кадров – женщина в белом длинном платье. «Мать» Лизы - не узнать ее сложно, то же отрешенное лицо, что и на снимке, изъятом из дома Ильи. Я вытащил фотографию из заднего кармана и сравнил. Ненормально светлое лицо, отсутствующий вид. Типичный призрак… В следующей подборке фотографий – мой дом, вход в мой подъезд. Живая покойница практически в тех же позах, что и у сгоревших домов. Дата – 1 апреля, 20.45. Снимок от 4 апреля сделан камерой у леса. Место, судя по фрагменту высотки за лесом - где-то там, где я беседовал с сумасшедшей старухой. Декабрьские фотографии – дом мне незнакомый. Кругом снег. Подумалось, что «призрак» - мазохистка. Зимой и в одном платье. Жаль, ноги плохо видны. Если она еще и босиком… Октябрьские – опять у моего подъезда. Я скинул фотографии на пол и взялся за документы, переданные мне Гутой. Первый лист – постановление о прекращении уголовного дела по факту смерти Капачинской Анны.