* * *
Фулмер не видел ни Желтую Бандану, ни его людей, забравшихся в спасательную шлюпку. Так что когда он очнулся, они стали для него полной неожиданностью. И даже тогда он не был полностью уверен в их реальности. Фулмер теперь не мог доверять своим чувствам; его кошмары становились все более и более реальными, и он не знал точно, не мог понять, где и когда они сливаются с его рассудком. Овладевая им.
Но он услышал голос Желтой Банданы: «Эй, нет, ты еще не сдох».
Желтая Бандана появился откуда-то со стороны носа шлюпки, воткнул мачете в буквы «Маринер», нанесенные синей краской, отодрав от носа часть деревянной обшивки.
«Твой корабль погиб, но ты нет. Не будешь говорить – вырежу тебе глаза и скормлю их чайкам. Где все ваше оружие? Эти особые, специальные бомбы? Я знаю, у вас было оружие, где оно затонуло?»
Брызгая слюной с гнилых десен, с каким-то акцентом с далеких берегов, Бандана склонился над Фулмером: «Давай показывай! Отсюда!»
Фулмер прошептал: «…ничего… не вижу…»
«Вот, твоя рука, ты можешь ей опять двигать!»
Фулмер попытался. Он пошевелил рукой, впервые за долгое время. Мышцы его взвыли от боли, когда он поднес руку к лицу, с трудом приоткрыв зараженные глаза и выкопав из них соленую пасту, скрывавшую веки. Кривой турецкий ятаган какого-то бербера сильнее вонзился ему в шею, это был сигнал ему, снова заложить руки за спину.
Бандана сказал: «А теперь говори. Хоть что-нибудь».
Очистив глаза, Фулмер увидел беззвездную ночь, луну – лишь слабый серый ее диск, стелющийся туман. Затем его бросили головой вперед, придавив челюстью к уключине весла, вновь связали запястья, туго затянув узлы.
«Все равно заговоришь!»
Но Фулмер молчал, сгорбившись над еще мокрым от крови мешком, лежавшим теперь у него между колен. Из мешка исходила постоянная вонь, и Бандана отшатнулся, отмахиваясь, когда заглянул внутрь, сразу же после того, как они захватили шлюпку, угрожая убить Фулмера, если он не покажет им, где затонул «Маринер». Но теперь солнце уже зашло, а он до сих пор еще жал на него, пытаясь добиться от него, где «Маринер» и его груз.
Бандана сказал: «“Маринер”. Все утонули, но мы нашли тебя тут, оборванного, вцепившегося в какой-то мешок с дерьмом. Может, мы и спасем тебя, но ты должен будешь сказать, куда нырять за оружием. Эта сделка честная, цена – твоя жизнь. Adil ticaret [Честная сделка (тур.)], так?»
Океанская соль плотным слоем обложила Фулмеру язык, и этот едкий раствор устремился ему в горло, сжигая все, что он мог сказать.
Бандана прошипел: «Это что – преданность что ли какая-то? Чему? Мертвым? Или, ты просто geri zekali [рехнулся (тур.)]? Не осталось уже мозгов?»
Фулмер наполовину улыбнулся. Он знал, что вскоре бред унесет его куда-то далеко-далеко отсюда; его силы и чувства были сломлены кораблекрушением, качкой на волнах во время дрейфа, ночными штормами, а затем их добило безжалостное изжаривающее солнце. И его рассудок вскоре его покинет. И он улыбнулся, потому что никто не в силах был это предотвратить.
Бандана ударил Фулмера по улыбающимся губам тыльной стороной руки: «Слушай сюда! Ты даже можешь получить часть денег. Понимаешь?»
Фулмер кивнул, и ему захотелось вдруг стать Рэдом, оказаться на дне океана, уносимым его течениями. Пираты его убьют. Он знал это и не боялся. Нужно иметь ясный ум, чтобы чего-то бояться, ощущать боль, а они пробили дно шлюпки уже почти обезумевшего человека, пытаясь выбить из него секреты. Он бы рассмеялся, но ему уж слишком раздирало горло.
«Что ты защищаешь? Ты такой же как мы. Морской бродяга, никому не нужный», сказал Бандана, приставив нож к шее Фулмера, порезав ему кожу и стерев кровь большим пальцем. «Хочешь сдохнуть тут, или покажешь, где вы затонули? Может, даже разбогатеешь».
Бербер обхватил голову Фулмера руками, обездвижив его, и Бандана ударил его своим мачете под углом чуть выше плеча. Точным чистым надрезом. В ночной воздух фонтаном брызнула кровь, и Бандана подумал, что, по крайней мере, это убийство поможет ему держать в узде свою команду. Этот полуслепой Фулмер, этот piç Kurusu [сукин сын, ублюдок (тур.)], хоть чем-то ему пригодится.
Остальные пираты стали орать и свистеть, размахивая широкими ножами, пистолетами и нарезными ружьями. Повиснув со всех бортов шлюпки, набившись в нее от кормы до носа, они затянули какую-то песню: их смех превратился скоро в какие-то глухие грубые звуки слов на турецком языке, которых Фулмер не понимал. Но это еще сильнее возбудило Бандану, и он поднял клинок еще выше.