Она говорила это, и я заметил, что ее так и трясет от страха. Всю ночь она просидела на этом стуле с подсвечником в одной руке и вилкой в другой, и прислушивалась к каждому звуку, доносящемуся из-за дверей. И если дневные звуки не могли вызвать у человека никаких подозрений, то ночные… О-о, это совсем другое дело! Поначалу они породили у Фике лишь недоумение и вопросы, и что бы снять их, она выглянула в коридор.
В этот ночной час он был пуст, но звуки слышались столь отчетливо, что было совершенно ясно: источник их находится где-то совсем рядом. Мужские голоса и женский смех она тоже слышала, но были они достаточно глухими и доносились откуда-то издалека.
Но ее заинтересовал совсем другой звук, близкий и непонятный. Как будто кто-то громко чавкал, жадно, с аппетитом, время от времени даже постанывая от наслаждения. И можно было бы понять, если бы это продолжалось несколько минут (ведь может человек захотеть перекусить перед сном?), но звук все не кончался и не кончался, конца и края ему не было, и тогда Фике медленно пошла по коридору в ту сторону, откуда он доносился.
На стенах неподвижно светили многочисленные свечи. Оттуда же на нее взирали незнакомые люди со множества портретов, и в их взглядах принцессе виделась насмешка. Головы убитых животных пугали ее, и она торопилась скорее пройти мимо. А когда дошла до головы человека, висящей прямо у двери, из-за которой и доносился тот самый странный звук, то остановилась как вкопанная.
Нарисованные на белых камнях глаза мертвеца, казалось, смотрят прямо на нее, и как она не старалась уклониться от этого страшного взгляда, ей никак это не удавалось. Взгляд преследовал ее, не отпускал. Она старалась не смотреть на эту голову, но поняла вдруг, что не может сделать этого, не может противиться необъяснимому желанию смотреть на этого незнакомого мужчину. Но когда ей показалось, что его губы дрогнули и растянулись в кривой усмешке, она коротко вскрикнула, быстро открыла дверь и юркнула за нее, только чтобы поскорее избавиться от этого цепкого взгляда и недоброй усмешки…
Наверное, целую минуту она стояла, схватившись за дверную ручку и глядя на извилистые изразцы на дереве прямо перед своим лицом. Она тяжело и громко дышала, и из-за этого даже тот самый звук был слышен теперь не столь отчетливо.
Но стоило ей лишь немного унять дыхание, стоило лишь чуть-чуть выкарабкаться из той лавины страха, что накрыла ее перед дверью, как она вновь и совершенно отчетливо услышала то самое чавканье.
Тогда она медленно обернулась. В отличие от ее собственных покоев, в этой комнате окна присутствовали, но проку от них было ровным счетом столько же — они наглухо были задернуты тяжелыми темными гардинами. Впрочем, даже если бы этих гардин и не было, света от этого больше не стало бы — за окном уже было глухая ночь, а небо затянули тучи. Но в дальнем углу горела одинокая свеча, поэтому в полную темноту комната не погрузилась. И потому Фике смогла рассмотреть на софе у стены двух людей.
Это были женщина и мужчина. И не мужчина даже, а скорее юноша, на первый взгляд ему было не больше семнадцати лет. Он возлежал на софе с обнаженным торсом, голова его безвольно свешивалась через подлокотник, и Фике сразу поняла, что юноша мертв. Он был белым как снег, и даже губы его были белыми, а его широко открытые глаза безжизненно смотрели в пустое пространство посередине комнаты.
А на полу подле софы на груде подушек сидела женщина. Нет — скорее это была старуха, Фике даже представить себе не могла, сколько ей на самом деле лет. Возможно семьдесят, не меньше, и была она абсолютно голая и отвратительная. Костлявая, дряблая, отвисшие груди свисали двумя бесформенными лепешками, и вся она была перепачкана кровью мертвого юноши. Именно она и издавала те самые громкие чавкающие звуки, прильнув к его руке.
Она высасывала из мертвеца остатки крови, то и дело отрываясь, чтобы перевести дух и издать громкий сладострастный стон.
Незваную гостью в своей комнате старуха заметила не сразу. Еще некоторое время она продолжала глотать кровь, чавкать, стонать и елозить по подушкам, на удивление гибко извиваясь при этом для своего возраста.
Но потом она словно почувствовала, что в комнате присутствует кто-то посторонний. Замерла, оторвала свое окровавленное лицо от юноши и резко обернулась к двери.
Встретившись с ней взглядом, Фике вздрогнула. Старуха оскалилась и даже негромко зарычала, как пес, глодающий кость и не желающий, чтобы к нему кто-то приближался.
— Извините… — испуганно пробормотала Фике, попятившись и почти сразу ткнувшись лопатками в двери. — Я ошиблась. Я сейчас же уйду…