Поза его была крайне расслабленной. По сути он не сидел, а полулежал в своем кресле, повернувшись к столу боком и закинув ногу на ногу. Вид у него при этом был очень задумчивый, в первый момент мне показалось даже, что он и не заметил моего появления. Взгляд его витал где-то в пространстве, а пальцы обеих рук он держал перед собой, приставленными друг другу самыми кончиками.
Я вопросительно повернулся к секретарю, но он уже плотно закрыл за мной двери. Тогда я проследовал к столу и остановился на почтительном расстоянии от хозяина кабинета. Нарочито звонко щелкнул каблуком, дабы привлечь к себе внимание. Поклонился.
Хардинер покосился на меня и вздохнул.
— Рад видеть вас в добром здравии, господин Сумароков, — сказал он по-русски. — Как вам спалось нынче ночь в нашем славном Сагаринусе?
— Спасибо, не очень, — ответил я. — Все время одолевали разные мысли.
— «Мыслю эрго существую»! — вольно процитировал Декарта Хардинер.
— Не стану спорить, — согласился я. — Но порой ночью желательно просто спать, а не думать о вещах неприятных и даже ужасных. Как о четвертовании, например.
— Целиком с вами согласен! — Хардинер оттолкнулся от спинки кресла и одним движением поднялся на ноги. Прошелся вдоль стола, поглаживая подбородок. — Однако ответьте мне на один вопрос, господин Сумароков: как далеко вы готовы зайти, чтобы спасти своего товарища от нежных рук палача?
Что-то очень нехорошее послышалось мне в его голосе. Но в словах этих явственно читалось стремление поторговаться, а значит за жизнь Генриха Глаппа уже была назначена какая-то цена. Вопрос был лишь в том, смогу ли я ее потянуть.
— У себя на родине, — ответил я маркграфу, — я состою на государевой службе, сыщиком сыскного приказа. И основной моей обязанность является борьба со всякого рода незаконными проявлениями. Находясь в Великом княжестве Сагарском, я не собираюсь отступать от своих принципов и что-то предпринимать в нарушение местных законов. Это все, что я могу ответить на ваш вопрос, ваше сиятельство.
Я поклонился. Хардинер хмыкнул, покосившись на меня. Спросил, почти на разжимая при этом зубов:
— Если уж вы столь дорожите своими принципами, господин сыщик сыскного приказа, то объясните мне, с какой целью вы со своим напарником — мсье Завадским, кажется? — не далее, как полчаса назад вошли в покои принцессы Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской? Или же вы полагали, что коль сделали это тайно, то никто не сможет об этом прознать?
В груди у меня так и похолодело. Выходит, кто-то все же заметил, как мы с Кристофом заходили в комнату принцессы? Надо же как быстро здесь работают доносчики!
Но я ни единым движением не выказал своего смятения. Однако, мне следовало все объяснить Хардинеру таким образом, чтобы у него не возникло ни малейшего сомнения в нашей с Кристофом добропорядочности. И сделать это надлежало немедленно.
— Мы с мсье Завадским загодя прибыли во дворец на аудиенцию к вашему сиятельству, — медленно начал я, тщательно подбирая каждое слово. — У одной из комнат мы услышали, как за дверью плачет некая девушка. Как люди благородные, мы не могли просто пройти мимо, и решили выяснить, не можем ли мы чем-то помочь. Мы и не предполагали, что встретим там принцессу Ангальт-Цербстскую. Она, как и всякая порядочная девица, слезами провожала свою прежнюю жизнь, чтобы стать супругой Великого князя Ульриха уже без всяких сожалений! Убедившись в полной безопасности принцессы, мы с мсье Завадским удалились.
Хардинер смотрел на меня с изрядной долей удивления. Потом коротко хохотнул. Хохотнул еще раз. И, наконец, зашелся в заразительном смехе, держась при этом за живот и вздрагивая всем телом. Продолжалось это изрядное количество времени, так что я в конце концов не удержался и тоже принялся хохотать вместе с маркграфом. А внутренне силился понять, что же такого смешного он нашел в моих словах.
Хардинер между тем подошел к одному из многочисленных окон, слегка отодвинул в сторону занавес и поманил меня рукой:
— Подойдите, господин сыщик. Смелее.
Я сразу же перестал смеяться и выполнил его просьбу.
— Посмотрите вон туда…
Маркграф пальцем указал за окно, где с десяток рабочих уже заканчивали сколачивать из длинных досок какое-то сооружение. Нехорошее предчувствие сдавило мне сердце.