Подойдя, он остановился в трех шагах от меня. Замер со шпагой в вытянутой руке.
— Вонзи клинок себе в сердце, — приказал я.
Демон дернулся, жалко замотал головой.
— Вонзи клинок себе в сердце! — рявкнул я.
— Это тебе не поможет… — дрожащим голосом отозвался демон. — Так меня не убить…
Тем не менее, он послушно приставил острие шпаги себе к груди, крепко сжал клинок и надавил. Шпага вошла в его тушу сразу дюймов на пять. Он заскулил, но остановиться уже не мог — он давил и давил на шпагу, а она погружалась все глубже и глубже, пока не уперлась в кость и не остановилась.
Я боли не чувствовал. Должно быть это ощущение осталось за истинной сущностью, которая скулила и стонала, но продолжала давить на клинок. Мне показалось даже, что я слышу, как острие царапает кость где-то внутри, но сам при этом ничего не чувствовал. Да и слава господу…
А потом мир у меня перед глазами помутился. Заклинание, наложенное на клинок, действовало. Сила демона таяли. Он медленно опустился передо мной на колени, вывалил язык и просипел:
— Не надо…
Но я прекрасно понимал, что стоит только проявить жалось, стоит оставить демону хоть малейший шанс, он обязательно его использует. А потому оставлять ему шансов я не собирался.
Площадь перед моим взором стремительно крутанулась, и в следующее мгновение я увидел стоящего передо мной на коленях демона. Из груди его торчала моя шпага, которую он сжимал за клинок обеими лапами.
Моя сущность вернулась в тело. Оказывается, управлять этим было проще простого…
— Прощай… — сказал я хрипло. — Румпельштильцхен!
Схватил свою шпагу за рукоять и рывком выдернул ее из груди демона.
Оглушительный визг пронесся над площадью. Толпа всколыхнулась, кто-то упал в обморок, кто-то бросился прочь, зажимая уши обеими руками. Мои чувства в этот момент обострились настолько, что я мог видеть каждое лицо в отдельности и всех одновременно, мог различать голоса, мог даже слышать, как тихо шепчет герцогиня Иоханна: «О майн год! О майн год!»
А маркграф Хардинер ничего не говорил — он так и смотрел на меня со смутной усмешкой. Но зато для меня он больше не был Неприметным, теперь это был Кривой Нго. Потому что отныне я мог видеть его истинный облик. И был он мне неприятен.
Это был старый, очень старый человек. Если бы я не знал, что он маг, то мог бы сказать, что ему лет девяносто, не меньше. Но он был магом, одним из самых могущественных кстати, и ему легко могло быть и две сотни, а может и того больше лет.
Он был высок и сутул, а лицо его напоминало полумесяц с крючковатым носом. Кожа на лице была очень сухая и какая-то желтая, даже слегка грязная. Редкие и длинные седые волосы слипшимися прядями ниспадали ему на покатые плечи. Из приоткрытого сильно искривленного рта выглядывали мелкие зубы, напоминающие пилу. Вот такой он был без магического прикрытия, Кривой Нго.
Потом его покосившийся рот дрогнул, губы шевельнулись, и я отчетливо услышал единственную фразу, сказанную неприятным и каким-то потусторонним голосом:
— Это была хорошая работа. До встречи, Белый маг…
А демон передо мной тем временем стремительно испарялся. Он лежал у моих ног бесформенной кучей грязи, вздрагивал, пузырился и непрерывно стонал, пока звуки эти не потонули в груде гнили. Потом на мгновение полыхнуло над останками его туши алое пламя, и Румпельштильцхен исчез, оставив после себя только мокрое грязное пятно на булыжнике.
Из-под моих ног, зависших в воздухе на расстоянии нескольких дюймов от земли, словно ковер выдернули. Я покачнулся, едва не упал, но удержался и резко опустился на булыжник. Каблуки так и стукнули по камню. Мир вокруг всколыхнулся, и в него вновь ворвались прежние звуки — гул толпы, женские крики, воронье карканье над головой. Но теперь я уже не мог видеть и слышать каждого человека в отдельности. Я снова стал самим собой, прежним. С уходом Румпельштильцхена ничего демонического в себе я больше не ощущал.
Пятясь, я поднял шпагу и указал ею на Хардинера, который теперь тоже из Кривого Нго превратился в прежнего лощеного маркграфа.
— Уговор… — прошептал я.
И снова почувствовал, как горит кожа на лице, куда попала слюна Румпельштильцхена. Зеленого «эполета» на левом плече у меня уже не было, зато прямо перед лицом маячила красная пыльца, и как я ни пытался развеять ее ладонью, мне это не удавалось. Впрочем, она быстро бледнела, становясь все прозрачнее, и уже скоро стала практически незаметна.