<p>
</p>
Немой крик.
Шарлотта и Мелани сидели в заброшенном амбаре, прислонившись к телеге, заполненной ржавым хламом. Они с опаской вслушивались в монотонное дыхание постройки. Скрипели, покачиваясь на ветру, ставни; позвякивали цепи, развешанные на потолочных балках; стонала покосившаяся распорка, удерживающая крышу, словно трость ослабевшего старика. Сквозняк гонял по полу солому, разбавляя запах высушенной травы и опилок свежестью вечернего леса.
Если не считать крохотную горбинку на носу Шарлотты и различные цифры-татуировки на сбритых бровях, девочки были копиями друг друга: на головах ни единого волоска, худые ручонки со следами уколов и босые ножки торчали из потасканных халатов для пациентов. Подобно испуганным совятам, с широко раскрытыми глазами, они озирались по сторонам.
Снаружи раздался кашель, заскулили половицы, а затем брякнул дверной колокольчик. От испуга Мелани сжалась в тугой комок и задрожала. Шарлотта прильнула к стенке и заглянула в щель между прогнившими досками.
В накренившуюся хижину, стоящую по соседству, зашел седой мужчина. Из окон вспыхнул желтый свет и громко заработало радио. Среди гудящих помех, слегка картавый голос вещал:
- "Двадцатое июня 1969 года - памятная дата для Франции. Сегодня утром Жорж Помпиду вступил в должность президента. В этот же день премьер-министром назначен председатель Национального собрания, генерал французского Сопротивления Жак Шабан-Дельмас."
Облегченно выдохнув, Шарлотта показала жестом, что все хорошо. Мелани закивала, расправила плечи и расцепила ладони, на которых медленно исчезали белые следы от ногтей.
- Нам нужно поспать, - шепотом произнесла Шарлотта.
Устроившись на колючих тюках сена, девочки лежали неподвижно, не издавая ни звука, будто два потрепанных манекена выбросили на богом забытой ферме на задворках Бресса. Луна прошла широкую дугу от верхушек вязов и тополей до зенита неба, смолк радиоэфир, звуки амбара повторились в сотый раз, а Шарлотта с Мелани так и не сомкнули глаз.
Сквозь пробитую крышу виднелась полная луна. Зашуршала солома, и Мелани указала на яркий белый диск.
- Ага, я тоже об этом думала. Похожа на прожектор, - тихо сказала Шарлотта. - Но если ты о луне в окошках камер и девчонках, то уверена они рады, что мы выбрались. Тем более все знают, что тебе пришлось хуже всех.
От этих слов у Мелани непроизвольно дернулись кисти и стопы. Шарлотта заметила это и прокляла себя за то, что вновь подняла тему последних событий. Ей было больно видеть, как веселую Мелани с ее безмолвными шуточками-жестами и неисчезающей улыбкой превратили в измученный дрожащий лист, исписанный шрамами и уколами. Она до последнего принимала все удары на себя. Не давала затухнуть надежде, что осталась у плененных сирот, многим из которых тоже хотелось быть немыми, чтобы сдерживать крики, несмолкающие в стенах базы.
Какое-то время Шарлотта молчала, обдумывая, чем отвлечь подругу от дурных мыслей, и вспомнила о личном сокровище, натирающем плечо.
- Ты когда-нибудь была в цирке?
Мелани с интересом повернулась к Шарлотте и отрицательно покачала головой.
- Вот, смотри.
Шарлотта отогнула скрепку, незаметно закрепленную на воротнике вдоль шва, и вытащила две обрезанные фотографии. На поцарапанном черно-белом снимке открывался вид на цирк, с многочисленными афишами, лавочками, шатрами, колесом обозрения и толпой людей.
- Было так много народу! Вокруг смех, разноцветные огни, запах жареной кукурузы и выпечки. Все нарядные - не то что наши серые солдатики и вечно унылый господин Одрик.
Шарлотта приложила палец к носу, изображая усы. Уголки губ Мелани тут же разошлись в улыбке.
- Помню колесо обозрения. Стою в длинной очереди - как в нашей столовой, не меньше. Мечтаю оказаться в небе, взглянуть на огни Парижа. Кабина поднимается на высоту с часовню, даже выше. Не вру, - усмехнулась Шарлотта, заметив участившееся дыхание и поднятые брови подруги. - Ну, я и струсила. Но обязательно на нем прокачусь.
Девочки обменялись улыбками и перешли ко второй фотографии. На фоне гирлянд и полок с игрушками стояла полненькая девочка с короткими кудрявыми волосами. В тесных объятиях она держала плюшевого медведя.
- Папа тогда выиграл мне медвежонка, - Шарлотта закусила губу. - Во время войны он потерял руку, но из ружья сбил все цели. Представляешь? Правда, он просадил на это все деньги, но мы оба были счастливы. - Мелани понимающе закивала и откинулась назад.
В голове Шарлотты смешались воспоминания: веселые мелодии оркестра и стоны из одиночных камер; вкус клюквенного мороженного и рвотные микстуры; захватывающие номера жонглеров и лотки с окровавленными хирургическими инструментами; атлеты, летающие под самым куполом и зловоние ям, забитых мертвыми свиньями; мягкость игрушек и ремни-фиксаторы, обдирающие кожу; поцелуи отца и обжигающие вены уколы.
Шарлотта знала, что жить ей осталось недолго: откажет сердце, как у десятков девочек до нее, прошедших испытания в кафельных палатах. Знала, что Мелани не похожа на всех и как сильно она нужна господину Одрику. И находила отдушину в представлении, как он рвет свои усы и громит лабораторию. Мелани стала для Шарлотты сестрой, человеком, от взгляда на которого появляется теплое чувство на душе и желание помочь.
Когда-то давно Шарлотта дала отцу нерушимую клятву всегда помогать родным. Новая клятва самой себе - спасти и защитить названную сестру - придавала ей сил.
Шарлотта прижала снимки к груди, а затем вернула фотографии под воротник. И только ее голова опустилась на солому, как у хижины лязгнули тормоза машины.