Выбрать главу

Онегин — суетный искатель наслаждений (Первая глава), холодная и ленивая душа (последняя, Восьмая). А лиры нет вообще.

Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон… Товарищ Аполлон, уточните: чего требуете? Чтобы поэт зарезал барашка? Или — себя?

Священная жертва — это сам поэт. В «Онегине» эта мысль выражена от обратного. О герое сказано:

Высокой страсти не имея Для звуков жизни не щадить…

Нельзя же сказать о себе: «Я имею высокую страсть и готов жизнь отдать ради поэзии».

…Пока гулял в стаде — был простой барашек, шашлык. Священной жертвой барашек становится, только если его режут для Бога.

Аполлон — убийца; он приносит в жертву поэтов и делает так, что поэт сам раскладывает костёр для всесожжения, для самосожжения. Добровольное принесение себя в жертву. По меньшей мере готовность принести себя в жертву. А уж там как получится, как будет Судьбе угодно. Как будет Судье угодно.

«Пророк». Начинается с «я»

Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, — И шестикрылый Серафим На перепутье мне явился… И он мне грудь рассёк мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнём, Во грудь отверстую водвинул.

Я влачился… мне явился… Невозможно, будучи холодным, писать так — да ещё от первого лица:

Как труп в пустыне я лежал, И Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею Моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей».

Он начал «Пророка» в конце июля 1826 — в день, когда узнал, что пятеро повешены. И когда его внезапно и срочно повезли неведомо куда (фельдъегерь не назвал место назначения), «Пророк» лежал в кармане. Не сжёг (хотя многое другое сжёг). А ведь если б привезли на допрос, то обыскали б. И неизбежно истолковали глаголом жги — как призыв к бунту. На что ж ещё разжигать сердца людей?

…Бог приносит пророка в жертву. И не спрашивает человека, хочет ли тот, чтоб его принесли в жертву, хочет ли стать пророком? Бог нападает внезапно, рассекает грудь мечом, вкладывает пылающий огонь… «Ты ж томился духовной жаждою? — Теперь не жалуйся».

Восстань, пророк = прощай покой. А потом будут насмешки, брань, камни. Не будет только одного: пощады.

С тех пор как Вышний Судия Мне дал всеведенье пророка, В глазах людей читаю я Страницы злобы и порока. Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья. В меня все ближние мои Метали бешено каменья.

Не кто-то один швыряет камнями в пророка и не «некоторые», а все. Вся подлая толпа.

LХХV. Двойник

Онегин убил Ленского и уехал. Татьяна каждый день приходит в его опустелый дом, с утра до вечера читает его книги:

И начинает понемногу Моя Татьяна понимать Теперь яснее — слава богу — Того, по ком она вздыхать Осуждена судьбою властной: Чудак печальный и опасный, Созданье ада иль небес, Сей ангел, сей надменный бес, Что ж он? Ужели подражанье… Чужих причуд истолкованье, Слов модных полный лексикон?.. Уж не пародия ли он?

Уж не пародия ли он? Это Татьяна сама догадалась или Пушкин ей подсказал? А если Онегин — пародия, то на кого?

Пародия — снижение, насмешка, карикатурная переделка. Случается, остроумные люди пишут автопародии, рисуют автошаржи. У Пушкина в черновиках осталась куча шаржей на самого себя. Автор рисовал себя в виде турка, арапа, женщины, лошади, Данте.

Пушкин. Автопортреты. В образе Данте, в виде лошади

Уж не пародия ли он? Пародию создаёт человек. Она внешне похожа на оригинал, но только внешне. Бог создал человека по своему образу и подобию, но Бога, как мы знаем, не получилось.

И вот созданье божье создаёт куклу. Внешне она похожа на создателя, но без божьего дара. Бездарная.

…ничего Не вышло из пера его… Ничем заняться не умел… И снова, преданный безделью, Томясь душевной пустотой, Уселся он — с похвальной целью Себе присвоить ум чужой; Отрядом книг уставил полку, Читал, читал, а всё без толку…