Начало романа «Евгений Онегин» — знакомство читателей с главным героем. Начало оперы «Евгений Онегин» — дуэт двух дам. Одна в программке называется «Ларина», другая — «Няня». И вот совершенно непонятная и, как правило, необъятная Ларина какой-то поддакивающей бабе Няне поёт, что «любила Ричардсона не потому, чтобы прочла» (поди пойми).
В это время на огромной сцене толпа крестьян. Они жнут, молотят, колют дрова, бессмысленно таскают туда-сюда сено-солому, а в стороне от всех этих сельхозработ две девушки под звуки арфы поют про мрачный взгляд печального юноши. Но никакого печального юноши нет, да и потом он не появится. Не появятся Грандисон и Ричардсон. На сцене несусветная бестолочь.
Когда же два дуэта поют одновременно, понять слова вообще невозможно. А значит, это уже не слова, а просто тру-ля-ля под музыку. И мы должны считать, что неразборчивые звуки — это Пушкин?
Но даже если вы поймёте слова, вы всё равно ничего не поймёте. Вот оперный Ленский впервые затащил Онегина в гости к Лариным:
Стоп! Если обе сестры не сказали ни слова, как отличить молчаливую от говорливой? И кто эта Светлана — очевидно, хорошо знакомая обоим кавалерам молчунья? Но Светланы нету, не было и не будет — на сцене она не появится, и никто о ней больше не вспомнит.
Бог знает, что думают французы, когда над сценой Гранд-Опера (Париж) вспыхивают титры: Eh, c’est celle qui est triste et silencieuse comme Svetlana!
Где ж иностранцам (американцам, немцам, японцам) это понять, если даже у нас, дай бог, один из ста скажет, что Ленский имеет в виду знаменитую балладу:
Скажи, которая Татьяна? — в романе этот вопрос звучит после визита, когда Онегин уже оценил обеих сестёр и говорит: «Я выбрал бы другую». В опере, в самом начале, ещё ничего не зная, не сказав с барышнями двух слов и от них не услышав ни единого, он уже «выбрал бы другую». По внешним данным что ли? «Главное — это глаза, зубы, ручки и ножки» (Пушкин в письме к Анне Керн).
Однако проблема не в отдельных погрешностях, а в сюжете вообще. Вот типичный отзыв иностранца:
— Я оутшен любить Чайковски, прекрасни мьюзик, но затшем он писать опера про такой дурак? Натюрлихь, дурак. Ничего не делаль, девочка обижаль, друга убиваль, а когда она женился, он влюбился, но не добился.
Сюжет, страшно сказать, действительно ничтожный. Светский щёголь, бездельник, циник — нехотя убил случайного приятеля — любовь невинной девушки отверг — она вышла замуж — он влюбился — она отказала, и… «Больше ничего не выжмешь из рассказа моего» (Пушкин о собственной поэме «Домик в Коломне»).
…Роман начинается с мыслей героя: «Мой дядя самых честных правил… но, Боже мой, какая скука с больным сидеть и день и ночь». Это Онегин думает про себя, когда одинокий едет в коляске. А в опере Онегин, впервые встретившись с Татьяной, вместо «Как вы милы! прекрасная погода, не правда ли?» поёт совсем другое:
Ждёшь, что прямодушная Таня споёт в ответ: «Какое низкое коварство полуживого забавлять, при этом думать про себя: когда же чёрт возьмёт тебя». Но нет, со словами«ни шагу прочь» они именно уходят прочь со сцены — «в дом», и что ему там поёт Татьяна, мы никогда не узнаем.
Скажите: какой иностранец поймёт, о чём Евгений только что пел Татьяне? Кто этот чёртов дядя, о котором он зачем-то ей рассказывал?