Шокирующее осознание того, что прямо сейчас происходит в гостиной нашего дома, заставляет кровь молниеносно нагреться и разнестись по венам. Интуиция буквально вопит, что пора заканчивать игру и уходить к себе в спальню, но всё, что я могу сейчас делать – это замереть и принимать поцелуи другого мужчины. Впервые не мужа.
— Ты само совершенство, Майя, — жарко шепчет Титов.
Он гладит меня по бедру, нахваливает и купает в восхищении, возводя мою самооценку до небес. Затем снова прижимается к моим губам и переходит к более решительным действиям. Целует глубоко и по-взрослому. Долго, словно напиться не может. Облизывает мой язык, наполняет своим вкусом. Срывает всевозможные защитные стоп-сигналы. Я же пьянею от спорных эмоций, которые испытываю.
— Хорошая такая… — произносит со всей искренностью.
Пальцы Титова подрагивают от предвкушения, а я не делаю ни единой попытки, чтобы пошевелиться или как минимум ответить. Не потому, что мне не нравится — потому что я полностью ошеломлена происходящим. И потому что этот поцелуй без особых колебаний позволил Ян.
Интересно, что он чувствует сейчас? Ему приятно? Ревностно? Больно? Я, кажется, схожу с ума.
Вова осторожно убирает непослушные пряди моих волос за ухо, затем трогает и гладит, осознанно нарушая границы желаний. Что он делает? Что я делаю? Что мы делаем?
Когда Титов предпринимает новую попытку впиться в мои губы, я отворачиваюсь и с трудом выдавливаю из себя слово: «Хватит».
Услышав разочарованный вздох над виском, ощущаю как длинные пальцы впиваются в мою кожу, а затем нехотя отпускают. И только тогда я поднимаюсь на ноги и перевожу взгляд на Яна.
— Продолжаем, — он не спрашивает, а ставит перед фактом, после чего наполняет рюмки текилой и водой.
Каминский не выглядит ни злым, ни расстроенным. Изнывающим от ревности. Скорее, заинтересованным.
Губы слегка приоткрыты, глаза темнее ночи. Если присмотреться, то можно разглядеть в его зрачках полыхающие языки пламени. Я понимаю, что ему, как ни странно, понравилось.
— Да, давай, — соглашается Титов и пытается незаметно поправить эрекцию, упирающуюся в молнию джинсов.
Я снова сажусь на диван, но на другой его край. Теперь в гостиной просторно из-за уехавших гостей и нет смысла тесниться и прижиматься к друг другу бёдрами. Но дело, конечно же, не только в этом. Близость с Вовой вызывает во мне самые разные реакции, к которым я не совсем готова.
Игра продолжается, и я проигрываю в первом же круге. Выпиваю текилу, неприятно морщусь. Дрожащими руками достаю из контейнера записку и зачитываю её вслух.
Как только вижу перед глазами вполне безобидный текст, то облегчённо выдыхаю и понимаю, что мне повезло — нужно всего лишь выложить в социальную сеть последнюю фотографию, которая сохранилась в галерее. У меня это фото сегодняшнего заката, который я успела заснять, когда сидела на веранде. Получилось красиво и ярко. Не стыдно показать своим трём сотням подписчиков, половина из которых — это мои студенты.
— Готово, — показываю загруженную в профиль историю сначала Яну, а затем и Вове.
Мы ведём себя спокойно, цивилизованно. Так, словно не было ничего безрассудного в недавнем поступке. И я бы с радостью забыла его и пошла дальше, но губы до сих пор горят и пульсируют, а провалами памяти, к сожалению или к счастью, я не страдаю.
Следующий свой проигрыш воспринимаю с огромной настороженностью. Дыхание утяжеляется, а ладони потеют. Мне становится обидно, что в момент, когда я старательно продумывала смешные и лёгкие желания, кто-то без раздумий писал всё, что взбредёт в голову. Зная Семёна — в записках может быть что угодно.
— Итак, мне нужно выполнить… любую, даже потаенную просьбу соседа справа, — читаю на одном дыхании и тут же смотрю на Вову. Потому что сосед — это он.
Когда наши взгляды встречаются, я замираю и захлёбываюсь паникой. Сердце вновь учащает удары, во рту пересыхает. В голову лезут разнообразные непристойные мысли, с которыми я никак не могу справиться. Нужно просто остановиться и признать, что изначальная идея начать игру, которая когда-то давно переломила мою жизнь на до и после — была провальной.
Титов задумывается и хмурится. Шумно выпускает воздух сквозь стиснутые зубы. В гостиной снова становится нечем дышать, а атмосфера, витающая вокруг нас троих, начинает трещать, взрываться и накаляться с каждой секундой.
— Один момент, — произносит Вова, когда его телефон вибрирует на краю стола. — Я отвечу на звонок и заодно придумаю, что делать дальше.
Когда он выходит на веранду, я поднимаюсь с дивана и начинаю нервно убирать со стола посуду. Кровь активно приливает к щекам, а громкие удары сердца заглушают все остальные звуки. Плохая идея, отвратительная. Когда ко мне подходит Ян и обнимает за талию, я непроизвольно вздрагиваю и оборачиваюсь к нему.