- Ты че, бля... - залопотал он, протянув за спину руку. - Ты на кого руку поднял, быдло?
Нащупав бутылку, он разбил о край, резко выбросил «розочку» вперед, целясь в глаза.
- Трандец тебе, сука.
Его приятель полез под полу кожаной безрукавки, и в лучах садящегося солнца тускло блеснул вороненый металл.
«Вась, немые, говоришь? Язык в жопу? Да, верно. Быдло? Быдло и есть, пока молчим»
Мысль мелькнула быстро, но неприкрытая правдивость ее заставила заскрипеть зубами. Леша выпрямился, и стал рядом с собутыльником.
- Ну, иди сюда, сука. Думаешь, испугаюсь? Иду, су...»
Разбитая бутылка прянула навстречу, зацепила рукав. Хлопнул выстрел травматического пистолета. Пуля ожгла шею. Люди за столиками шарахнулись врассыпную. Послышался звон бьющегося стекла, истерические крики женщин.
Сильный толчок отбросил мужчину в сторону. Мимо него пронесся Вася, и коротким точным ударом в колено свалил противника наземь, и повернулся ко второму, с пистолетом в руках. Тот выстрелил. Раз, другой, третий. После каждого выстрела моряк вздрагивал всем телом.
Боек сухо щелкнул, не встретив капсуля, и тогда моряк, шатаясь, ухватил стрелка одной рукой за горло. Сжал крепко, повис на противнике. Неколько раз сильно ударил коленом в пах, не разжимая хватки. Тот наконец вырвался, и, шатаясь, метнулся к дороге. Рыкнул запущеный двигатель, машина плюнула облачком выхлопа, и, визжа колесами, скрылась вдали. Вяся пошатнулся, и ухватился за столик.
- Слышь, братан. - Хрипло сказал он. - Делай ноги. Мусора... Я не могу... достал, сучонок...
Он повернулся к Алексею. На тельнике ткань была прорвана. Моряк попытался сесть на скамью, но скривился, и медленно завалился набок, на каменные плитки.
- Иди. - Гаснущим голосом сказал он. - Иди. Главное... - он закашлялся, и сплюнул кровью. - Ничего... Главное... немым... не быть.
Я не сбежал тогда. Дождался ментов и скорой. В отделении провел почти всю ночь. Под утро незнакомый лейтенант выпустил меня, и, уже на пороге, в спину сказал: «Умер твой приятель в больнице. Сердце остановилось».
Леша прислонился к стене круглосуточного киоска. Гудели ноги - пройти полгорода пешком не шутка. В глотке жгло, и похмелье путало мысли. «Зайти что ли?» - вяло подумал он - «Хоть бутылку пива выпросить». Он наклонился, чтобы завязать шнурок на кроссовке, и внезапно так и застыл. Возле урны, наполовину загнан ветром под основание, виднелся зеленый край купюры. Тысяча. Морщась от головной боли, Леша вытянул ее, и посмотрел на просвет. Целая. Он толкнул дверь киоска, и вошел, предвкушая облегчение. И вздоргнул, остановленый внезапной мыслью.
"А ведь ждут же. Втроем ждут."
И в груди вдруг стало горячо, и стыдно и горько. Что-то внутри оборвалось, как гнилая нитка, и с этим чувством пришло, наконец, облегчение. И нетерпание - "скорее домой".
Сонная продавщица вопросительно подняла брови. Мужчина скользнул взглядом по нарядным рядам бутылок на стеллаже за ее спиной, мимоходом зацепив прилавок с конфетами, слегка замялся.
- Пивка? - должным образом оценила продавец его состояние. Леша молчал. Наконец, разлепил губы.
- Я тебе должен был сто семьдесят, вот, возвращаю. А на остальные... Лен, набери фруктов, конфет, печенья там... ну, детям. Сама выбери, получше.
Женщина споро накидала в пакет вкусностей, быстро подсчитала.
- Девятьсот шестьдесят. Пиво положить? На тебя смотреть страшно.
Алексей улыбнулся, насмешливо и горько одновременно.
- Нет. Я завязал.