в перебросили сразу вперёд, а основные силы ещё подтянутся. — Сколько мы продержимся? — шелестяще спросил один из разведчиков, приближаясь ко мне. Я стоял рядом с инженерами, отвечающими за управление катапультами, и обсуждал с ними траекторию ведения огня, чтобы как можно сильнее задержать приближение рыцарей и разбить как можно больше их сил. — Около часа — точно, — ответил я, переглянувшись со старшим инженером, и получил его утвердительный кивок. — В поселении пахнет дышащими, — заметил разведчик, испытующе глядя на меня. Разведка приносила ценные сведения для построения стратегии, но в остальном была, с моей точки зрения, бесполезна. Их организмы, постоянно подвергающиеся влиянию кислорода, который они вдыхали, страдали от хронического некроза, который затрагивал в том числе и мозг, отчего нарушалась целостность их логического мышления, пропадало чувство страха или самосохранения. — Странно, — хмыкнул я, позволив себе усмешку и думая о том, что, пожалуй, был даже слишком хорошего мнения об их мыслительных процессах. — К чему бы это? Особенно если учесть, что ещё пару часов назад это было их поселение, а не наше. — От вас тоже пахнет дышащими, — не унимался разведчик, и я подавил желание достать клинок рыцаря, чтобы вспороть ему грудь и заставить заткнуться раз и навсегда. Глаза полыхнули красным. — Тоже странно, — повторил я, оскалившись. — С учётом, откуда я вернулся. В груди снова поднималось какое-то давно забытое рокочущее чувство, и я, поддавшись ему на мгновение, не выдержал и рассмеялся в лицо разведчику. Едва первые звуки смеха вырвались из груди, как я уже не мог остановиться. Свет побери, что же со мной произошло в этом поселении? Я же никогда не смеялся. Я ведь забыл, как это делается. Разведчик отступил, словно испугался. — Всё в порядке? — спросил Паскаль, приближаясь к нам и внимательно глядя на меня. Я знал, что этот малый без лишних разговоров вывернет разведчика наизнанку, стоит мне только указать ему. Тьма знает, что за счёты у него были с этим подразделением, но он их терпел только ввиду необходимости. Отчего нравился мне только больше. — Полностью, — я широко усмехнулся. Так широко, как никогда до этого, отчего обеспокоился на мгновение, не повредится ли лицо. Надо сказать, что с некоторых пор оно мне начало нравиться. Мысли снова вернулись к портрету и тому, что за человек на нём был. Недопустимо, чтобы это увидел кто-то ещё. Это вызовет гораздо больше вопросов, чем я насобирал ответов. Скрученное полотно продолжало висеть у меня на поясе, и я не собирался снимать его, пока не найду подходящее место для хранения. Как любит говорить Шелок: оторву и руки, и ноги, и голову любому, кто только сунется. По счастью, пока никто не задавал вопросов, хотя я был уверен, что разведка уже косилась в мою сторону, чуя запах дышащих, идущий от полотна и клинка. Вот почему один из них подошёл ко мне. — Расходимся по коням. Третий отряд тоже. — Мы останемся без защиты? — спросил старший инженер, и я кивнул. — До вас доберутся, если только будем разбиты мы. Я выманю их туда, — я указал место на карте, которое выбрал для боя. В стороне от поселения. — Мы не успели обойти все дома, поэтому в поселении ещё могут быть дышащие. Если повезёт, они попытаются покинуть его и пойдут этой дорогой, — я провёл пальцем по карте, указывая, где именно, — чтобы выбраться и добежать до леса за спины рыцарей. Тогда рыцарям придётся перебросить часть сил на их защиту. К этому времени они уже потеряют часть своих сил из-за катапульт, когда будут пытаться пробиться к нам. Поэтому получится три-четыре отряда против трёх, а это уже не так фантастически невозможно. — Мы просто так отпустим дышащих? — спросил Паскаль. — Мы просто так отпустим приманку, — уточнил я. — Иначе в ней нет никакого смысла. Но ты прав, надо создать видимость угрозы, иначе тоже не будет смысла. — Я впечатался взглядом в разведку, которая была сомнительной боевой единицей, но тут могла сгодиться. Убью двух зайцев один ударом: выпущу ту женщину из поселения и избавлюсь от тех, кто слишком много обращает внимания на то, на что не следует. — Выдайте им коней. Если из поселения побегут люди, пусть максимально открыто преследуют их, но не трогают, чтобы рыцари не потеряли причину разделиться. — Это не работа разведки, — осторожно возразил мне всё тот же разведчик, и я снова широко ему улыбнулся, буквально наслаждаясь работой своих мышц на лице. — Так напишите по возвращению на меня докладную в трибунал, — ласково посоветовал я. — Но сейчас ситуация чрезвычайная, и я, как старший по званию, ваш бог и господин на поле боя. Если желаете, то возразите мне, и я прикажу сворачивать силы и трубить отступление, но тогда уже я напишу докладную в трибунал, по какой-такой причине был вынужден увести войска, тогда как мог удержать позицию до прихода подкрепления. Разведчик отступил от меня. Теперь я не сомневался: он тоже боялся. Умница. — Они уже знают, что катапульты не вкопаны, а на «подушках»? — спросил я инженера, кивая в сторону рыцарей. — Мы ещё не поворачивались, — покачал тот головой. — Как поставили на диски в ту сторону прицелом, так они и вылетели прямиком под нас. Я улыбнулся ещё шире, хотя это тоже казалось мне уже невозможным. — Как только преодолеют этот рубеж, — я прочертил полосу на карте, — начинайте линейный не прицельный обстрел. А до тех пор следите, чтобы не вертеть «головой». Даже если будете мазать. Пусть подойдут поближе. Катапульты не подвели, и женщина из деревни тоже. Пока рыцари силились преодолеть огневой барьер, из поселения выбежали пятеро дышащих и кинулись к лесу как раз по тому пути, который я указал. Следом за ними верхом бросилась разведка. Рыцари Света, замешкавшись на мгновение, разделились. Я слышал несвязные крики их командующих, отдающих спешные приказы. Как только рыцари преодолели условный рубеж, думая, что ушли с огневой позиции катапульт, те завертелись на своей дисковой «подушке», быстро поворачиваясь и прицельно обстреливая противника без промаха — с такого расстояния уже невозможно было промахнуться. И снова крики: кто-то вопил от боли, придавленный конём или сжимая культю, оставшуюся от размазанной по земле ноги или руки, кто-то просто от страха или ярости, видя, что происходит вокруг. Они пытались перегруппироваться, но сейчас это было уже не важно. Их число быстро сводилось к тому минимуму, на который я рассчитывал. Когда расстояние совсем сократилось, я повёл свои три отряда по широкой дуге, целясь рыцарям во фланг и вынуждая их тем самым прекратить движение по прямой к катапультам, а также смещаться в сторону — мне навстречу. Перестраиваясь, чтобы защитить свой фланг и, возможно, тыл от меня, они оставались ещё какое-то время на линии огня катапульт, увеличивая тем самым их боевую мощь для меня. Ведь они не могли знать, оставил ли я на катапультах кого-нибудь ещё и нет ли у меня дополнительных козырей в рукаве. Впрочем, козырей в рукаве не было. Я сам был своим самым главным козырем. Мы шли длинной вереницей друг за другом из-за холма, так, чтобы нельзя было сразу оценить количество моих отрядов, и перегруппировывались уже на ходу, собираясь вместе. И когда нас уже можно было сосчитать и понять, что два отряда на защиту пятерых дышащих от одного отряда бесполезной малочисленной разведки — это слишком много, было уже поздно что-либо менять. Мои три отряда только-только схлестнулись тремя с половиной отрядами рыцарей, ещё два их отряда играли в кошки-мышки с разведкой и оказались достаточно далеко, чтобы было невозможно экстренно позвать на подмогу, а я уже знал, что победил. Снова.