разница между письменными и устными показаниями. — Они могут считать, что использование сил было не по прямому назначению, но точно не нецелесообразным. В сложившихся чрезвычайных условиях было только два варианта: отступить, теряя всё достигнутое за пять дней и позволяя врагу снова укрепиться на занятых нами позициях, или же следовать плану, который включал в себя использование отвлекающего манёвра, для которого силы разведки подходили как нельзя кстати. — Вы приказывали находящимся под вашим управлением силам разведки вступать в прямое противостояние с силами рыцарей? — спросила секретарь трибунала. — Никак нет, — я покачал головой. — Это было бы, соглашусь, нецелесообразно. Разведка прекрасна в своём прямом применении, но для прямого противостояния они не годятся. — Так в чём же была их задача? — продолжила спрашивать секретарь. — Суть их задания заключалась в том, чтобы создать видимость угрозы. Они должны были преследовать группу дышащих, покидавших территорию боевых действий, не приближаясь к ним. — Зачем это было сделано? — не отступала она. — Чтобы вынудить рыцарей разделиться: два из семи отрядов отправились на защиту беглецов, остальные продолжили своё наступление в направлении моих основных сил. Кроме того, разведке были выданы кони разряда торнадо-семнадцать, способные развивать скорость выше коней дышащих, чтобы обеспечить им надёжное отступление после выполнения задачи. — Я не стал уточнять, что торнадо к тому времени прошли через все бои в течение пяти дней, и их суставы были уже порядком стёрты. Да, они всё ещё развивали хорошую скорость, но при маневрировании с ними нужно было быть предельно осторожным. Те, кто давно были в седле, знали нюансы и тонкости, хорошо чувствовали под собой любые модели и в любом состоянии и управляли ими, не задумываясь. Но это гвардейцы. Разведчики из другого теста. Конечно, они не справились, уходя от погони. Впрочем, если это выяснится, то я переведу стрелки на отдел обеспечения, которые схалтурили и не привели новых коней в оговоренные сроки. Я не стал строчить на них персональную докладную, но в рапорте ситуацию отразил подробно. — Почему вы отпустили дышащих из поселения? — поправляя свои очки, спросила Настурция, знакомая мне ещё с Академии, где преподавала защиту. Она редко заседала в трибунале из-за своей занятости в Академии, но на рассмотрение моих дел с некоторых пор приходила исправно. — Вы пощадили их? — Мне было плевать на них. Мне была нужна приманка, чья дальнейшая судьба меня не интересовала, — честно ответил я. — Если бы они подвернулись мне чуть позже, когда отпала необходимость заставить рыцарей разделиться, я бы перерезал их, — и это была абсолютная правда. — Но я не вижу смысла гоняться за горсткой обычных жителей, когда у меня перед носом толпа рыцарей Ордена Света. Если я не прав, то скажите мне об этом, указав по пунктам, в чём именно и на основании каких разделов устава, и я откорректирую свою стратегию на будущее. Члены трибунала переглянулись. Как ни посмотри, всё, что я сделал, было предельно логично и буква по букве военного ремесла. — Вы можете идти, Комиссариат удовлетворён вашим комментарием, ответ подразделению разведки мы дадим самостоятельно. — Наконец поднялся со своего места председатель. — Поздравляем с очередным успешным выполнением задания, тем более что условия были суровые. — Он ударил пару раз в ладоши, что с его стороны было высшей степенью похвалы. Я бесстрастно поклонился и покинул зал. Сразу за дверью подошел Паскаль и присоединился ко мне, подстраиваясь под шаг. — Как всё прошло? — тихо спросил он. Так же тихо, как обычно говорил я сам. — Как всегда, — ответил я, приветственно кивая идущим навстречу знакомым капитанам. — Мы молодцы. — А отдел обеспечения? — спросил он, и я понял, о чём он. — Пусть живут. В рапорте всё есть, но докладную я не стал писать. Комиссариат сам задаст им вопрос, если посчитает нужным. Однако к Хинчу я загляну. — Я поморщился. — Он изрядно подставил нас с этой поставкой. Надо напомнить ему, что если я что-то запрашиваю, то это не просто так от праздной жизни. Зайди к нему и скажи, чтобы ждал меня. Пусть готовится оправдываться, и я ему весь кабинет разнесу, если меня не устроит его объяснение. Паскаль кивнул и удалился. Он был моей лучшей правой рукой, на какую я только мог рассчитывать, но задержится он рядом недолго. Да, он метил на моё место, но я был не против, поскольку не собирался засиживаться в капитанах слишком долго, собираясь подняться до майора. Что-то назревало, и я это чувствовал. Неизвестного рода прорывы, когда просыпались те, кто по всем правилам уже не должен был, случались всё чаще то на том кладбище, то на этом, и нас гоняли как собак туда-сюда. Обстановка накалялась с каждым днём, и гвардии требовалось всё больше командующих, способных на принятие собственных решений в экстремальных обстановках. Отчего-то самым способным считали именно меня, поэтому лейтенанты под моим руководством надолго не задерживались — их отправляли на обучение под моим руководством, а потом, когда они набирались опыта, забирали, чтобы повысить в звании. Из плюсов — я знал почти весь капитанский состав и имел на него некоторое влияние. Из минусов — поганец-Холкс со мной, кажется, надолго, а бесил он меня неимоверно. Через неделю меня пригласил к себе в кабинет майор, перед которым я отчитывался напрямую. Он сидел донельзя злой, зелёный и то и дело перебирал обугленными костлявыми пальцами по столешнице. — Объяснись, какого Света ректору Карвиусу потребовалось от тебя? — вместо приветствия прорычал он. — Что ты обещал ему? — А в чём дело? — насторожился я, обеспокоенный не столько злостью майора, сколько упоминанием ректора. За пять лет, что я провёл в армии, я успел несколько забыть о той странной награде, которую должен был получить по результатам испытания. «Может статься так, что ответ потребуется немедленно, и тогда вы должны будете дать его сразу», — вспомнил я предупреждение ректора. Значит ли это, что пришло время? — А дело в том, что он намекает на твоё освобождение от службы по каким-то там вашим с ним причинам! — Майор хлопнул рукой по столу. — А с меня Комиссариат шкуру спустит, если только узнает, что я отпустил тебя. Ты, конечно, подлец, но таких подлецов ещё поискать надо. С тех пор как ты попал в гвардию, статистика выигранных стычек возросла. Угадаешь, на чьём счету больше всего побед? Я позволил себе тень улыбки на лице. Я ещё ни разу не проиграл. Отступал, кружил вокруг противника, изматывал и нападал опять. С другой стороны, мои потери часто были немаленькими, потому что я никого не щадил, даже своих, за что был частым гостем в Комиссариате. Меня отчитывали, призывали к порядку и опять выдавали задание не из лёгких, прекрасно зная, что я усыплю землю трупами дышащих и немёртвых, но вырву победу любой ценой. Ценили и ненавидели. Но только так здесь можно было выжить. А жить я по-прежнему хотел. — Возможно, я не смогу отказаться, — предупредил я, и майор подскочил на месте, принявшись орать на меня, брызжа вокруг летящей из его недр слизью. Я молча выслушал его и дождался, когда он снова опустится на своё место. — Возможно, я не смогу отказаться, но перед этим разрешите мне выяснить всё самостоятельно. А так же разрешите дать рекомендации, если я всё-таки буду вынужден покинуть гвардию. — Разрешаю, — махнул на меня рукой майор. — Делай, что хочешь. По твою душу спустилась бумага, подписанная Проклятым Королём, против этого даже Комиссариат не шевельнётся лишний раз. Я покинул его кабинет, размышляя, с чего ректор Карвиус взял, что я соглашусь спустя пять лет? Или у меня забрали право выбора? По очерёдности следующим, кто должен был забрать награду, был Шелок. Мог ли я всё ещё отказаться в его пользу? Признаться, мне нравилось в гвардии, я почти дорвался до звания майора и собирался подняться ещё выше. Какого Света я должен уходить сейчас? Казармы гвардейцев располагались в другой части города, и я решил добраться пешком до Академии, параллельно поразмыслив обо всем ещё раз. Странно, что обо мне вспомнили именно сейчас. Впрочем, хорошо, что я успел отыскать портрет и узнал, что Лили в столице. Но теперь вопросов у меня было только больше. Хотелось взять полотно и отправиться с ним к кому-нибудь, кто мог бы объяснить мне, что происходит, но я совершенно не представлял, к кому могу отправиться. За то время, что я провёл среди немёртвых, я стремительно обрастал врагами, но не союзниками. Даже Паскаль — как сильно бы я ни был в нём уверен, он вполне был способен вогнать мне кинжал в спину ради своих собственных целей, и я его понимал. Я был таким же. Было интересно: так ли всё обстоит и у дышащих? И если нет, то кто перерезал мне горло? Мог ли это быть немёртвый, просто встретившийся мне на поле боя? Я осторожно провёл кончиками пальцев по шее. Сам я плохо читал раны и не мог определить их характер. Различал резанные и колотые — и всё на том. Поэтому год назад я сходил к хирургу, чтобы он точно определил, как именно я был убит. — Определённо шо шпины, — прошамкал тот. Его нижняя челюсть была расколота надвое, и каждая половина двигалась самостоятельно. — Вы прошли череш много рештаврашый, так што шлошно шудить шо штопрошентной уверенноштью, но, думаю, не ошибуш, ешли шкашу, што вшо-таки шо шпины. Но большего от меня не шдите. Ешли бы вы пришли раньше, то я мог бы шказ