Труп седьмой
Встретиться с Шелоком до аудиенции так и не удалось, а после, как действующему участнику проекта «Возрождение», мне было запрещено без особого распоряжения покидать Хладные чертоги, где базировалась резиденция Короля. Но чтобы ни было в тех отчётах шпиона, присматривающего за мной, ни сам Король, ни кто-то из его подручных не упомянули Лили или портрет, и я позволил себе немного расслабиться. Может быть, мой шпион не такой уж внимательный? Или это вообще был блеф? Впрочем, я был рад уже тому, что догадался явиться в Чертоги, сразу прихватив с собой и меч, и портрет — вот как чувствовал заранее, что живым отсюда не выйду. Во всяком случае пока. Когда мне объяснили суть проекта и рассказали историю его становления, я стиснул зубы в тихой ярости, жалея, что Матильда так и не рассказала мне сразу, что меня ждёт. Свет её побери, да я бы ещё пять лет назад отдал эту проклятую «награду» Шелоку, которого она так хотела видеть на моём месте, и нынче воевал бы себе спокойно бок о бок со своими гвардейцами. Дёрнул же меня Свет пойти всё выяснять самостоятельно. Довыяснялся. Уже на второй день пребывания в Чертогах меня пригласили в подвалы, где располагались лаборатории проекта, уложили на разделочный стол и подключили приборы. Я закрывал глаза, не зная, открою ли их снова. Мысленно я попрощался с Лили и скрипнул зубами, вспоминая портрет: я так и не успел ничего выяснить, а теперь это останется для меня тайной навсегда. И меч. «Почему я просто не вырезал их здесь всех, включая самого Короля?» — думал я, надёжно прикованный к столу и чувствуя, как закрываются глаза и зелья погружают меня в сон — давно забытое состояние. Разбудило меня другое тоже давно забытое чувство: в груди было тяжело, словно туда поместили камень. Он вибрировал и бился в рёбра, словно пытался разорвать меня изнутри. Ритмично и неуёмно, разнося жар и боль по всему телу. Я застонал и приоткрыл глаза, осматриваясь вокруг. Надо мной стояла Матильда с внимательным и неподвижным взглядом, впечатавшимся мне в лицо. Губы девочки поджались, стоило мне скосить глаза в её сторону. — Очнулся. — С некоторых пор, а именно, с того самого момента, как я получил диплом, она была раздражающе некрасноречива. Она отклонилась назад, пропав из поля зрения, а я не мог повернуть голову, чтобы проследить, куда она ушла. Ещё несколько дней после около меня постоянно дежурили некроманты. Они что-то постоянно вливали в меня, откачивали и перекачивали. Я то терял сознание, то приходил снова в себя, страдая от безумной боли, и мне хотелось пинками затолкать Разари в глотку слова о том, что боль — удел дышащих, а немёртвые надёжно защищены от самых жестоких её проявлений. — Состояние ухудшается, если мы пытаемся произвести полную замену, — шептались рядом. — И нормализуется, если просто добавляем недостающее. И он кричит, как если бы… — Невозможно, — шипела Матильда. — Немёртвые способны испытывать боль только от святого оружия. Со всеми прочими образцами всё было наоборот: мы должны заменить всю его оставшуюся кровь на состав. Какого Света с вами не так, это же обычно процедура. — Не с нами. С ним. Подозреваю, что он не выживет, если мы удалим кровь. Можем только дополнить её составом. Но его нужно переработать, чтобы он мог взаимодействовать с его кровью, а не разлагал её. Прикажете взять образцы для исследования? — Разумеется, идиоты. Теперь Король лично вырвет глотки нам всем, если мы его потеряем. Свет забери, ума не приложу, зачем он ему понадобился? Тьма, это даже не лучший образец своего выпуска. Неплохой, но не лучший. Те, кому удалось сохранить память после смерти, адаптируются гораздо лучше и естественнее. И мы... только нам едва удалось получить положительные результаты с другими образцами, как этот снова отбросил нас назад. Словно только начали. Прошёл месяц полного и безоговорочного ада, когда меня развязали и выпустили из лаборатории донельзя злым и жаждущим крови, но нужно было притворяться паинькой, чтобы выйти на волю. Помимо миллиона физиологических тестов меня заставили пройти и миллион психологических, чтобы я доказал, что остался мыслящим существом. Мыслящим я остался, вот только моих мыслей они не должны были знать, потому что я неделю за неделей представлял себе, как косточку за косточкой, монотонно, медленно разбираю каждого из некромантов, как тонко и почти нежно нарезаю оставленную после некроза плоть святым клинком рыцаря, как вырываю все их внутренности и запихиваю им же в глотку. А в груди моей билось вновь запущенное сердце. «Возрождение», чтоб им пусто было. Там Проклятый Король не желает «возродиться» лично? Желательно, точно так же, как это пришлось делать мне. Матильда ходила такая же злая, как и я сам, потому что им пришлось срочно перерабатывать весь эксперимент под меня. Кровь из меня было решено не выкачивать, её оставили и дополнили недостающий уровень жидкости новым составом зелий, разработанных индивидуально под меня. Дышащим после этого я не стал, но цвет моей кожи обновился, превратившись из мертвенно-серого в какое-то подобие бледно-розового. Используя последние передовые некро-технологии, удалось улучшить в том числе и состояние моих связок, так что я мог уже не только шептать, но и негромко разговаривать вполне без напряжения. Тонкий рваный шрам на горле, который никогда не зарастёт, перешили и проклеили искусственной кожей, чтобы полностью избежать протечку жидкостей. Теперь он был почти незаметен и отдалённо напоминал собой обычный шрам дышащего. Мои спутанные за годы жизни немёртвым волосы, свалявшиеся почти в колтун, аккуратно распутали, расчесали и разгладили горячими щипцами, так что когда я посмотрелся в зеркало впервые после всех процедур, то едва не вздрогнул. Если до этого я был просто похож на портрет, то теперь… теперь мне можно было выдать одежды рыцаря и писать с меня ещё один точно такой же портрет. Если до этого у меня и оставались какие-то сомнения относительно моей связи с портретом, то теперь их не осталось вовсе. Я действительно был рыцарем Света. И мне стало смертельно интересно, что показали исследования моей крови. Что именно у некромантов пошло не так? — Изящнее поклон, изящнее, — требовал Маэстро, репетитор по социализации проекта «Возрождение», пытавшийся нас обучить, как следует вести себя в рядах дышащих, чтобы ничем не отличаться от них. — Приветствие с придыханием. Вот так. — Он глубоко вздохнул, припадая к руке манекена. — Мадам, вы сегодня та-а-ак восхитительны, — поприветствовал он его, демонстрируя нам, как это делается правильно. Я не помнил свою жизнь дышащего, но был уверен, что он делает это чересчур эмоционально. Во всяком случае, Лили никогда так не делала, и я сильно сомневался, что когда-либо в прошлом приветствовал кого-то таким образом, но послушно повторил за репетитором, кляня Свет на чём Тьма стоит. Ко всему происходящему я старался относиться как к тренировке в гарнизоне, с простотой военного выполняя задачи шаг в шаг. — Она будет восхитительна, только если я перережу ей горло, — криво ухмыльнулся блондин, стоящий рядом со мной, и я скосил на него взгляд. Эрнест. Выпустился из академии на два года раньше меня. Тоже не прислушался к предупреждению Матильды и три года проработал у неё в лаборатории на должности младшего ассистента, так и не продвинувшись по службе и не интересуясь хирургией. Потом любопытство всё же победило, и он вернулся к ректору за своей «наградой». Впоследствии он стал первым удачным экспериментом, первым выжившим после того, как его вены наполнили алым алхимическим раствором и заново запустили процесс сердцебиения и дыхания. Все предыдущие «победители» испытаний не выдержали процесса, и теперь мне было понятно то упорство, с которым Матильда отговаривала своих студентов. Проект был государственной важности и под личным контролем исполнения Короля, но был крайне сложным с точки зрения высшей некромантии, и годились для него далеко не все. Поэтому из выпускников выбирались те, кто по физическим и психологическим данным могли подойти, но, чтобы не пускать их всех под н