Труп восьмой
Матильда не умела ездить в седле, совсем. Поэтому я испытывал острое чувство мрачного удовлетворения, когда она вцепилась в меня, как кошка, едва я пустил коня в галоп. Эрнест тоже неплохо держался в седле, но до меня ему было далеко. Млека была хуже всех и не спешила, предпочитая более тихую рысь, так что и мне пришлось замедлиться, чтобы не разрывать отряд слишком большим расстоянием. И Матильда заметно расслабилась. — Вовсе незачем так гнать, — прошипела она. — Я бы пересадил вас к Млеке, но у неё, к сожалению, женское седло, — ответил я, уже сам думая о том, что с удовольствием бы прокатился один без истерики под боком. Впрочем, ещё не вечер. Доберёмся до контрольной точки, высажу Матильду «пировать» с Эрнестом и Млекой, а сам немного прогуляюсь верхом. Пусть катятся мои обещания Маэстро в самые глубины Света. Я надеялся добраться до места назначения без остановок, но с Млекой начались проблемы, как только мы выбрались из леса под солнце, так что пришлось остановиться, чтобы Матильда могла провести наблюдения, для которых пригодились экипированные Матильде книга и перо. — Проклятое солнце. — Эрнест тоже то и дело косился вверх. Я мог только пожать плечами на его шипение. Была ранняя весна, и солнечные лучи вовсе не были такими палящими, как летом, но всё же я достал кружевной зонтик и раскрыл его над Млекой и Матильдой. Эрнест быстро забрался к ним в тень, а я остался стоять рядом, пинком спихнув брошенного на солнце кота туда же, пока он не начал вонять. Кот перекатился как подушка, никак не отреагировав на то, что с ним происходило. — Ты не прячешься. — Матильда окинула меня беглым взглядом. Она не спрашивала, а утверждала. На этот раз я всё-таки пожал плечами. — Я привык. Рыцари Света обычно не имеют привычки спрашивать, какую погоду я предпочитаю для ведения боя, так что гвардейцы должны адаптироваться к любым условиям, — объяснил я, как мне казалось, вполне логично. — Немёртвые не обладают навыком адаптации. Адаптация — это для дышащих, — прошипела Матильда так, словно я нёс чистейшую ересь. Она повернулась ко мне, впечатываясь в меня испытующим взглядом, словно я скрывал настоящую причину. Но у меня не было другого объяснения, поэтому я просто пожал плечами. — Можете рассказать это вверенным мне отрядам, которые прошли со мной огонь и воду. Реставраторы, конечно, изматерились, латая нас, но в дозоре под палящим солнцем стояли все. Война — это не ваши лабораторные условия, где в случае неудачи можно просто заменить образец. Если не справляешься на поле боя — то ты не справляешься и точка. Второго шанса никто не даст. И всё бы ничего, если ты погибнешь один, но если ты часть единого отряда, то твоя слабость может утащить на дно и всех остальных. — И это говорит тот, кто нёс едва ли не самые большие потери, — едко прокомментировала Матильда, вкалывая Млеке из шприца какой-то синий светящийся состав. — Если бы вы внимательно читали отчёты, то заметили бы, что меня всегда кидали в самые горячие точки, — спокойно заметил я. — Потери там естественны. Или вы думаете, что рыцари Света нас гусиными пёрышками щекотали? Я бы с удовольствием выбирал драки поспокойнее, — привычно и легко соврал я, потому что ни за что бы не променял свои безумные столкновения с рыцарями, когда приходилось напрягать ум и тело, чтобы вырвать зубами победу у противника. — Разумеется, — не поверила мне Матильда. — То-то по всем отчётам ты не раз самолично убивал своих же людей. — Что вы, — расплылся я в широкой улыбке. Это было самое частое обвинение в мой адрес. Настолько частое, что даже Комиссариат уже скептически смотрел на подобные доносы, не вызывая меня, а сразу разворачивая их обратно и требуя доподлинных доказательств, которых не было и быть не могло. — Оружие немёртвого не способно убить другого немёртвого, вам ли этого не знать? Они просто не слишком удачно напарывались на клинок рыцарей. — А ты им в этом помог, — не отступала она, не отвлекаясь от Млеки, которая стремительно бледнела, быстро теряя всякое сходство с дышащими. — Как бы я мог? — иронично возразил я, наблюдая за происходящим. — Её надо возвращать. — Я кивнул в сторону Млеки, которая в эту минуту рушила все мои планы на конную прогулку. — Да, надо, — нехотя согласилась Матильда, престав хлопотать над ней и вытирая руки о мягкую шерсть кота, мурчащего рядом. Она подняла голову, раздражённо огляделась вокруг, и мне показалось, что она тоже не хочет возвращаться. На всякий случай я осторожно уточнил: — Хотите продолжить эксперимент? Она подняла на меня полный ярости взгляд. — Разумеется, да, — выплюнула она. — Я ждала этого дня годами. Надо было уже давно начинать вас гонять под солнцем, чтобы проследить процесс. Чтоб Маэстро Светом осветило с его занятиями и упорством, говорила же, что если не выдержит физиология, то к Свету не сдались мне ваши идеальные манеры. Я посмотрел на Эрнеста, который тоже выглядел не очень хорошо, хотя, конечно, намного лучше Млеки. — Его тоже надо возвращать, — заметил я, и Матильда первый раз на моей памяти согласилась со мной, напряжённо кивнув. — А вы себя как чувствуете? Она подняла голову и посмотрела на меня немигающим взглядом, в глубине которого полыхнуло яростное пламя. — Прекрасно. — Огонёк-то погасите, — посоветовал я. — Точно прекрасно? — А что, похоже, чтобы я падала с ног? — едко поинтересовалась она и словно в подтверждение встала на ноги. Я окинул её оценивающим взглядом. Да, она выглядела не в пример лучше Эрнеста или Млеки. Пока что у неё не было и намёка на солнечную болезнь: кожа не выглядела пересушенной, не утратила розового цвета, конечности не дрожали и никаких внешних признаков слабости. Я кивнул. — Хорошо. Тогда предлагаю отправить их обратно, а мы с вами ещё немного прокатимся. Заодно и поэкспериментируете. Она скривилась: — Вряд ли ты подойдешь для наблюдений, ты… — она запнулась. — Я знаю, что я другой образец, — спокойно ответил я, продолжая её мысль. Эрнест поднял на нас голову, окидывая подозрительным взглядом, словно эта информация была новой для него. Матильда поджала губы, будто я сболтнул лишнего, но мне было плевать, рано или поздно это всё равно стало бы известно. Маэстро пару раз во время уроков уже чуть было не проговорился, да и моё отличавшееся состояние тоже бы натолкнуло на верные выводы. — Зато вы — нет, не так ли? Вот и проверите сразу на двух разных моделях действие солнца. Губы Матильды сжались сильнее, а глаза сузились. Она быстро размышляла, прикидывая что-то в голове. — Хорошо, — наконец согласилась она, и я безмолвно возликовал, надеясь, что это никак не отразилось у меня на лице. Она повернулась к Эрнесту. — Вы с Млекой возвращаетесь назад и бегом — ты меня слышишь? — бегом спускаетесь в лаборатории. Пусть они полностью проверят ваше состояние, возьмут необходимые анализы. Я предполагаю, что консервант состава распадается со временем гораздо быстрее, чем мы планировали, и его нужно обновить, чтобы выпустить вас под солнце. Передашь им. И если с вами что-то случится в моё отсутствие, я там со всех шкуру спущу. — Оставив их, она вернулась ко мне. — Едем. — Подождите, сначала отправим их, — остановил я её. Вместе с Эрнестом помог Млеке вернуться в седло, всучил ей в руки мурлыкающего кота, игнорируя возражения Матильды, и забрал её накидку. — Кот совершенно лишнее в конных прогулках. Зато накидка пригодится. Млека с Эрнестом через десять минут будут в тени леса, а нам ещё кататься, — отрезал я, не слушая возражений, и Млека с Эрнестом уехали. Сложив зонтик, я привязал его к своему седлу, решив, что он тоже может оказаться нам нужнее. Я закутал Матильду в накидку, на всякий случай спрятав её с головой, затем усадил её в седло, забрался сам и обернул свободные концы накидки вокруг своей талии, завязав их. Теперь Матильда была не только укутана, но и привязана ко мне. — Какого Света? — попыталась возмутиться она. — Такого, что я рысью плестись не стану. Галопом пойдём, и мне не хочется, чтобы вы где-нибудь случайно вылетели из седла. Но на узел особо не полагайтесь и держитесь сами, — объяснил я и хлопнул ногами коня по бокам. Первые пять минут Матильда крыла меня на чём Свет стоит, а я только смеялся. А потом она замолчала. Я бросил на неё заинтересованный взгляд: от солнца сдохла или просто сознание потеряла? Впрочем, немёртвые не теряли сознания, и маленькие детские ручки продолжали крепко держаться, вцепившись в мой камзол и гриву коня. Так что или она смирилась, или поняла в