ая уверенность в ком-то дышащем, — Матильда скривила губы. — В конце концов, это они сделали нас теми, кто мы есть. Они убили нас. Они все предатели. Она не твоя дочь. — Мы сами делаем из себя тех, кто мы есть, — возразил я. — И она моя дочь, я знаю это. Она не нападала на меня, не резала мне горло. Она просто была рядом со мной в лесу: без тени страха, пока я сам судорожно хватался за меч, не зная, должен ли убить её. Она хотела всё знать обо мне не потому, что я был немёртвым, а потому, что я был тем, кто я есть — человеком с портрета. Тем, кого она видела до тех пор только на безжизненном полотне. Матильда весело рассмеялась. — Ты идиот, — едко сказала она. — Ты думаешь, что единственный, кто встретил кого-то важного из прошлой жизни? Да таких большинство. Впрочем, да, тебе повезло, что она была всего лишь ребенком: маленьким глупым кроликом, ещё не научившимся бояться хищников. Но она вырастет. Вырастет и плюнет тебе в лицо, если ты приблизишься к ней. А потом позовёт других, и они будут кидать в тебя камнями и бить палками, разорвут тебе лицо, крича, что ты украл его у кого-то другого. И будут смеяться. О да, смеяться, что ты возомнил, будто можешь быть среди них. — Она не кричала, но постепенно говорила всё тише и тише, переходя на ядовитый шёпот, и почти шипела под конец, а её глаза пылали ярким светом холодной белой ярости. Я с некоторым удивлением слушал её и, вспомнив о рваной ране на щеке, безошибочно догадался: — Вы тоже нашли кого-то. — Да, — прочитал я по губам беззвучный ответ Матильды. — Мы жили в небольшой деревушке. Никто не боялся отпускать детей гулять, пока все работали в поле. Однажды в наших краях появился человек. Ему нравились маленькие дети. Нравились так, как не должны были нравиться. И ему понравилась я. — Я выругался сквозь зубы, угадав, куда она клонит. — Он заманил меня в лес, где всё и случилось, а потом задушил меня. Через несколько часов я проснулась уже другой. Я помнила, кто я и откуда, поэтому пошла в единственное место, где меня могли ждать — домой. Грязная, уже синяя, с трупным оттенком кожи. Некроз медленно развивался во мне, наслаждаясь разрывами внутри и кровотечением, и это было заметно. Люди в деревне сразу поняли, что произошло, и закидали меня камнями. Она тоже кидала в меня и кричала: «Верни мою дочь, нежить». Но ведь я не была нежитью, совсем не была. А ночью меня нашли искатели. Эскулапы зашили мне щёку и исправили большую часть повреждений, но… у меня внутри было порвано уже что-то другое, чего уже так просто не зашьёшь. Я посмотрел на её обезображенную щёку с торчащими в ране зубами, и она поймала мой взгляд. — Сама разодрала. Уже потом. Чтобы помнить: так – выглядят – люди. А мы для них просто нежить, неживые. Хотя на самом деле мы немёртвые. Ведь если ты неживой, то и там, — она постучала себя по груди, где было сердце, — больно быть не может. А мне уже почти тридцать лет как больно. — Она перевела дыхание. — Можешь не беспокоиться, я избавилась от Эрнеста. Его не найдут. Как и не узнают этот твой секрет, — указала она на портрет. — Но теперь ты не выйдешь из лаборатории. Я тебя по кусочкам разберу, чтобы понять, как такое возможно. Я перевёл взгляд на портрет, игнорируя пока её угрозы. Новости про Эрнеста были неплохи. — Нет идей? — спросил я. Матильда бросила на меня нечитаемый взгляд, и я пояснил: — Мне самому интересно. Насколько я слышал, ни один эксперимент с телами рыцарей не завершился удовлетворительно. — Верно, — она кивнула. — Мы брали их живыми и мёртвыми, но никаких результатов. Конечности, пришитые к немёртвым, не просто не действовали, а убивали своих носителей. По аналогии мне следовало сразу догадаться, что именно не так с твоей кровью. Идентичный процесс. А я просто смотрела, как они истлели все: один за другим, вслед за Млекой. И всё из-за твоей крови. Но мне даже не могло прийти в голову, что такое возможно: немёртвый рыцарь. Тьма и Свет, очевидно, сговорились и решили пошутить над нами. Я усмехнулся: пожалуй. Но это было всё, что я хотел от неё знать. Ведущий специалист в области некромантии и член Верховного Магистрата не могла мне сказать, кто я такой. Значит, никто не расскажет, если только я сам случайно не наткнусь на информацию. Я протянул руку и вытащил меч. — Мне очень жаль, Матильда, — тихо сказал я на прощание. — Но это не вы, это я не выпущу вас отсюда. И спасибо за Эрнеста: не хотелось бы бегать сегодня ещё и за ним. Она иронично посмотрела на оружие и приподняла бровь. — Простой сталью немёртвых не убить, — напомнила она мне моё же утверждение. — А это и не простая сталь, — ответил я и увидел, как широко распахнулись её глаза. В тот же миг она как кошка отпрыгнула от меня в сторону, делая резкий взмах рукой, и её питомцы, до этого безжизненно болтавшиеся по стенам, подняли головы и, отталкиваясь от стены, посыпались на меня со всех сторон с жутким шипением, разинув пасти и растопырив когти, намереваясь разорвать на части. «Вот вам и невинная маленькая девочка», — думал я, алым взглядом отслеживая их перемещения и точно нарубая в капусту по несколько тварей за один удар. Святой клинок бил безошибочно, а твари, познакомив свои внутренности с его сталью, корчились в судорогах и валились на пол, замирая. Наша с ними драка была настолько стремительной, что скоро не осталось ни одной немёртвой кошки, собаки или кролика. — Ещё пара домашних животных? — уточнил я, пиная у себя под ногами рыжего вечно мурчащего кота, который теперь наконец-то заткнулся. Матильда стояла, прислонившись спиной к стене и глядя на меня скорее внимательно, чем испуганно. Словно я был настолько удивительным и неожиданным результатом её эксперимента, что она сама не знала теперь, что со мной делать. — Мы пригрели на груди змею, — тихо прокомментировала она. — Я не просил меня пригревать, — покачал я головой. — Я уже говорил вам: скажи вы мне тогда сразу, что здесь творится, пусть и не прямо, но хоть намёком, я бы в тот же день отказался от награды в пользу Шелока. А сам бы преспокойно сидел себе в гвардии и бегал сначала за рыцарями Света, потом от них, а потом обратно. — Возможно, — согласилась она, а я не стал больше медлить. Заметая следы, я развесил животных по стенам примерно так, как они и висели. Снял со стены свой портрет и примотал его к ножнам. Тело пятилетней девочки, накачанное зельями и с запущенным сердцем, биение которого я остановил самостоятельно, замотал в плащ и положил на диван, размышляя, куда его спрятать. Это Матильда в Чертогах была как у себя дома, а я — скорее гость. Самым лучшим решением было отнести её в конюшню, а потом аккуратно вывезти. Через три дня Маэстро, пребывающий в панике из-за исчезновения Матильды и Эрнеста, снарядил меня в следующую вылазку. — Посетите вот эти места. — Он выдал мне карту. — Да поможет Тьма, они найдутся к вашему возвращению. Не представляю, что делать дальше. — Всё ещё без следов? — уточнил я. К кабинету Матильды я старательно не приближался всё это время. Как и не приближался к небольшой роще неподалёку от входа в конюшню, где закопал Матильду под деревом, предварительно перерезав ей на всякий случай все связки и сухожилия, чтобы не уползла, если опять проснётся. Портрет и клинок тоже спрятал рядом, забравшись на дерево и привязав их к одной из веток. По-хорошему, тело надо было сжечь, но я не был уверен, что сейчас вдоль и поперёк Чертоги не обыскивает разведка. Наверняка они должны были обнаружить, что все питомцы Матильды изрезаны, и это могло привести ко мне, но я делал вид, что ничего не знаю, и старался вести себя как обычно. В эту вылазку приближаться к могиле было нельзя, но оставлять её просто так было опасно, и я то и дело погружался в раздумья, уткнувшись носом в книгу, как если бы читал. Решив рискнуть здоровьем, я начал потихоньку дышать, разбираясь в окружавших меня запахах, пытаясь обнаружить слежку. Вдыхать и выдыхать я старался очень медленно и маленькими порциями: так, чтобы сам мог едва слышать шелестение воздуха. В результате по окружавшим меня запахам я быстро научился отличать, как пахнет Маэстро, каждый секретарь и каждый некромант, с которым мне приходилось иметь дело. Оставалось три запаха, которым я не нашёл хозяев: какой-то дымный, как будто цветочный или травяной и сырой древесный. Сменяясь, словно неся невидимый дозор, они то приходили, то уходили, но неизменно ускользали от меня, сколько бы я ни пытался выследить и подловить их носителей. — Увы, — развёл руки в стороны Маэстро. — В секретариате говорят, что слышали, как Эрнест обещал отомстить Матильде. Он обмолвился однажды, что Матильда, Тьма праведная, вознамерилась извести всё его поколение, чтобы запустить следующее, где бы прототипом были уже вы. Я кивнул. — Я тоже слышал. Но не думаю, что Матильда всех бы перебила. — Ну, она могла, — со вздохом признался Маэстро и пробормотал тише: — Это вы думаете, что Эрнест — первое поколение. А на деле-то он уже четвёртый. Я внимательно посмотрел в глаза Маэстро. Древесный запах, который дежурил сегодня, придвинулся ближе, явно подслушивая. Казалось, протяни руку и поймаешь его носителя. Но это бы раскрыло меня самого. — Четвёртый? — переспросил я. — Ну да, — кивнул Маэстро, быстро оглядываясь. — Четвёртый. Первое поколение было настолько несовершенным, что Матильда просто всех сожгла в приступе ярости. Второе поколение лишилось рассудка, превратившись в нежить. А третье поколение так страдало от боли, бедняжки.