Когда женщина вошла внутрь и собралась закрыть за собой дверь, я быстро преодолел разделявшее нас расстояние и втолкнул её в дом, переступая порог и быстро захлопывая дверь за своей спиной.
— Что…— она попыталась возразить, но я зажал ей рот рукой. А по глазам увидел: узнала. Впечаталась в меня взглядом полным ужаса и замерла, сдавленно вскрикнув мне в ладонь.
— Добрый день, — шепнул я ей, стараясь сохранить хотя бы иллюзию вежливости. — Кричать нет необходимости, я не наврежу вам. Я пришёл повидаться с Лили.
Я хотел узнать у неё подробности, но из комнаты, располагавшейся дальше по коридору, позвали:
— Бабушка, это ты? — Слабый, немного хриплый голос. Одновременно знакомый и чужой. Я отпустил женщину и направился туда.
— Проклятая нежить, — прошипела женщина мне вслед. Затем догнала, вцепилась в мой плащ и несколько раз ударила своей сумкой по спине.
— Я не нежить, — мягко уточнил я, оборачиваясь и перехватывая её руку. — Нежить не имеет разума и ползает по лесам, доставляя беспокойство всем, включая нас. Разве я похож на того, кто только что выполз из леса и не обладает интеллектом?
— Я знаю, кто ты, — возразила женщина. — Ты — исчадие Тьмы и порока, грязное создание, отринутое Господом нашим!
— Я тоже знаю, кто я, — согласился я. — Но привык называть себя несколько иначе.
Впрочем, пусть называет как хочет, бьёт своей сумкой и делает вообще что угодно. В груди от мысли, что я сейчас увижу Лили, что-то билось, трепетало, щекотало с такой силой, что мне казалось, я могу взлететь. Я не знал, было ли это из-за сердца, которое снова билось в груди, или из-за Лили, которая прочно засела у меня в голове. Настолько прочно, что, думая о ней, я забывал о том, что хотел отомстить тому, кто оставил мне сталью свой росчерк на шее.
Я вошёл в комнату и остолбенел. В моей голове она всё ещё была маленькой девочкой, смело взбирающейся на деревья и висящей на высоте вниз головой. Да, я знал, что она, скорее всего, выросла, и старался представлять кого-то более взрослого, хотя получалась всё равно та же самая девочка, только бОльшего размера. Однако в комнате в постели я увидел почти живой скелет, который мало чем отличался от немёртвых в Некросити. Она лежала в своей кровати и едва ли отличалась цветом кожи от белых простыней, настолько неестественно худая и слабая, что было понятно даже мне: дышащие не должны так выглядеть. Я подумал было, что меня обманули, но девушка открыла глаза, и я понял: она. Лили увидела меня в дверях и с безумным рвением попыталась подняться, броситься ко мне, но снова упала без сил на подушки. Однако неудача не стёрла выражение бесконечной радости на её лице. И у меня в груди то, что так недавно трепетало, вздрогнуло и замерло на мгновение, больно кольнув изнутри.
— Лили, — почти бесшумно прошептал я, словно и не было никакой операции на связках, и нетвердой походкой приблизился к её постели, принимая протянутые ко мне руки. — Лили, — повторил я, жадно всматриваясь в неё и не понимая, как такое может быть.
Она расплакалась. Одних моих рук ей было не достаточно. Она тянулась ко мне так сильно, что сначала я просто обнял её, а потом сам не заметил, как лёг рядом, прижимая к своей груди и гладя по голове. Пребывая в полнейшем замешательстве, я молча смотрел на женщину, вслед за которой пробрался сюда, требуя объяснений. Она лишь побледнела ещё сильнее, сгорбилась, беспомощно сжалась и так же молча села в кресло, не глядя на нас и не отвечая на мой молчаливый вопрос: что, Свет всех сожги, случилось с Лили?
— А я знала, — шептала тем временем Лили, прижимаясь ко мне. — Я почему-то знала, что ты придёшь, что найдёшь меня, раз уж я сама никак не могу. Расскажи. Расскажи мне всё, что с тобой было. Ты так хорошо рассказываешь. Я скучала по твоим историям. Всё мне расскажи: что было плохого, что хорошего. Как проходили твои дни, как проходили твои ночи. Я немыслимо скучала, знаешь? Как же долго ты шёл сюда.
Лили лежала в моих объятьях и с мягкой улыбкой слушала, а я говорил и говорил, пересказывая ей всё, что было с момента нашей последней встречи. Она не переставала улыбаться, какие бы ужасы я ей ни рассказывал. Смеялась, слушая, как я умудрился снова обвести рыцарей вокруг пальца и вырвал победу в последний момент. Пугалась и прижималась ко мне крепче на тех моментах, когда я был на волосок от гибели. Целую неделю я рассказывал ей всё, что со мной происходило. Она засыпала на моих руках и просыпалась под эти рассказы, потому что я безумно боялся замолчать. Казалось, стоит мне прекратить и она тоже замолчит вместе со мной. Навсегда. Её не станет. Улетучится, как наваждение, упорхнёт из моих рук.