Рыцари подарок не оценили и устроили мне такой плотный обстрел, что пришлось отступить, поскольку небольшой пожар всё-таки случился, а на его устранение требовалось время. Три из пяти катапульт на этой линии фронта мы потеряли, но заменять я их не спешил. К вечеру рыцари решили, что достаточно измотали нас, и снова выдвинулись атаковать.
— Их время почти вышло. Не убиваем, но берём в плен, — приказал я, расставляя отряды, опираясь на донесения разведки о численности и продвижении врага.
Эта драка была веселее, чем все предыдущие. Выступив вместе со всеми, я махал мечом, не останавливаясь и не скрывая лица. Поняв, что сильно переоценили наши потери после обстрела, рыцари попытались отступить, но я их не выпустил, взяв в кольцо. Утром четвёртого дня я устроил рыцарям ответный обстрел из двух сохранившихся катапульт. Вместо зарядов я использовал тела их товарищей, не разбирая, кто из них был убит ночью, а кто — ещё жив. Их время пришло.
В одном из ответвлений близлежащих катакомб я обустроил себе кабинет, куда притащили того самого командира, что вылетел на меня в первый же день и был со мною явно знаком. Чтобы рыцарь не сбежал, хирурги аккуратно перерезали ему сухожилия рук и ног, отчего он теперь мог только сидеть или лежать. Я приказал доставить его для допроса и покинул границу, потребовав вызвать меня, как только наше осиное рыцарское гнездо зашевелится.
Рыцарь выглядел не лучшим образом. Помимо того, что руки и ноги его обвисли, как у куклы, его изрядно потрепало в бою. Бегло осмотрев рыцаря, я остался доволен его состоянием: лицо было залито кровью из рассеченной брови, но сверкал он на меня глазами более чем яростно.
— Я бы пожелал вам доброго дня, но вряд ли он будет для вас добрым, — сказал я, опускаясь за свой стол.
— Что с моими людьми? — спросил он, и я понял, что он имеет в виду раненых.
— Сегодня утром они познали счастье полёта: их вышвырнули катапультами прочь из леса, — ответил я, не видя причин скрывать их судьбу.
— Ты не Виктор, ты чудовище, — прошептал он. Его глаза широко раскрылись, и я видел, что он своим ушам не поверил. — Как ты мог сотворить такое?
— Да нет, — возразил я. — Виктор. Впрочем, и чудовище тоже. Но не более чем остальные. Я ведь предлагал тебе — раз уж мы на ты — поворачивать назад? Предлагал. В прошлый раз я даже приказал вынести из леса твоих людей и оставить недалеко от лагеря, надеясь, что тебе хватит ума забрать их и убраться. Но опять нет. Я не нападаю на вас, это вы лезете ко мне.
— Да там половину передавило, когда ты приказал сложить их единой кучей, как мусор, — взревел рыцарь, отчаянно напрягая мускулы и пресс и дёргаясь, в попытке добраться до меня, отчего съехал со стула и упал. Я встал и помог ему вернуться на место.
— А это не мои проблемы, — ответил я. — Это не мои люди. Это не я отвечаю за их жизнь и благополучие.
— Как? — хрипло спросил он. — Как так вышло, что ты здесь?
Я на секунду задумался, прикидывая в голове полезность этого рассказа, и кивнул сам себе. Лили и Роберта смогли принять то, что случилось со мной; посмотрим, сможет ли понять и принять это рыцарь. К слову, Паскаль, который уехал в свою деревню, столкнулся там с тем же, с чем и Матильда в своё время. Только его не просто закидали камнями, а похоронили заживо на днях, и я запретил разведке доставать его. Пусть полежит. Некроз там догонит его быстро, но он сам выбрал свою судьбу. Хотел бы — выкопался бы. Зубами бы землю рыл, но вылез. А если лежит — значит, я могу расценивать это как попытку суицида. Впрочем, он всё равно вылезет оттуда, как только одичает от некроза и превратится в нежить.
И я рассказал рыцарю, чьё имя и роль в моей прошлой жизни не стал уточнять, про мутаген, про то, что со мной сделал Орден, и что это за зеленоватый туман был над лагерем. Не стал заострять внимание только на том, что мутаген передавался от родителей к детям, хотя, на мой взгляд, догадаться было не сложно. В общем, я провёл с ним беседу, аналогичную моей беседе с Паскалем, только не раскрыл своих далеко идущих планов. Чем больше я говорил, тем сильнее у бедняги лезли глаза на лоб. Он силился что-то сказать, но то ли слов подобрать не мог, то ли сказать было просто нечего.