И тут меня осенило. Расари не было среди преподавателей, но он был в числе пропускной комиссии с первого на второй курс. Учитывая физиологические проблемы Велока и стремительно поглощающий его некроз, мог ли Расари быть тем, кто подошёл к нему? Жаль, я не знал обстоятельств, при которых Велок получил свой пропуск, но Расари наверняка должен был быть против продолжения его обучения.
Зачеркнув «У-у-у», я записал «Расари», оставив знак вопроса.
Едва я успел это сделать, дверь скрипнула, и в комнату вошел искатель — другой или тот же самый, не разберёшь, все они на одно лицо, скрытое лохмотьями. Вполне возможно, что и лиц у них нет, а только череп, обтянутый тканью, с дырами там, где должны быть глаза и рот. Впрочем, рассмотреть что-то в этих дырах было всё равно нельзя.
Он требовательно протянул руку, и я спокойно вложил в нее свой исписанный клочок бумаги, уже зная, что провалил третье задание.
— Ожидайте, — прошелестел он, снова оставляя меня в одиночестве.
Устав сидеть на месте, я поднялся. Решив потратить время более продуктивно, достал кинжалы и начал тренировку. Медленно и осторожно, чтобы раньше времени не повредить мягкие ткани, до сих пор защищавшие сохранность моих суставов, но достаточно ритмично. Выпад, перекат, удар, поворот, контратака — бесконечно и без устали. За пять лет тренировок суставы, которые поначалу отказывались помогать бить точно и быстро, привыкли к новым условиям жизни и слушались день ото дня всё лучше. Еженедельные осмотры у эскулапа Расари в Академии не выявляли преждевременных повреждений, но, основываясь на частоте тренировок, мне рекомендовали быть предельно осторожным.
— Шохранить горажда лехще, щем эаштаноить, — шипел он, старательно выталкивая звуки через зубы, губ у него не было. Если бы он не прикладывал столько усилий, чтобы говорить чётко, вряд ли его можно было бы понять.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем дверь опять скрипнула и меня пригласили на выход. Я ожидал, что меня проводят до двери, похлопают по плечу, сообщат о провале и пинком выкинут из Академии во «взрослую жизнь», поскольку диплом был давно у меня на руках, но вместо этого искатель вёл меня куда-то вниз. Продолжалось это очень долго, не меньше часа. Мы постоянно петляли по лабиринту старых катакомб, так что я очень быстро запутался в поворотах. Мы шли по освещённым масляными лампами широким коридорам и по узким, погруженным во тьму переходам, так что мне приходилось напрягать не привыкшие к таким условиям глаза, чтобы рассмотреть что-нибудь вокруг и не провалиться в дыру. Искатель шёл в одном темпе, не замедляясь и не оглядываясь. Один раз, когда мне не посчастливилось удачно поставить ноги, я чуть не скатился вниз в очередную яму, успев зацепиться за какой-то выступ в последний момент. А он так и продолжил идти вперёд, пока не скрылся за очередным поворотом, так что мне пришлось спешно выбираться и догонять его, чтобы он не растворился в хитросплетениях лабиринта.
Наконец остановившись посреди сырой круглой комнаты, он повернулся ко мне.
— Скоро эта часть катакомб будет затоплена. Идите, — сообщил он бесцветным голосом, и я почувствовал, как перед глазами промелькнула красная пелена, впервые сверкнувшая гневом на немёртвого. Больше всего мне сейчас хотелось съездить ему кулаком по лицу.