Тяжело, с хрипом дышал, навалившись грудью на стол, мастер пятой печи Гнедков, скрипел шершавым пером по бумаге Федоренко. Чисто побритый и вымытый Гуленко, крепко зажав карандаш толстыми пальцами, писал старательно, придерживая другой рукой тетрадь. Только перед Кравцовым тетрадь лежала не раскрытой, но сам он не спускал глаз с Верховцева.
Кострова сидела сбоку, у окна, смотрела на них и думала, что эти старые мастера пришли сюда не потому, что их загнал в тупик своими вопросами начальник цеха, а потому, что для них сейчас оружием жизни становится Мысль. Они много лет горели у горна, кашляли дымным угаром, впроголодь, без сна и отдыха пережили войну и теперь с тем же стоическим усердием одолевают теорию ведения доменной плавки. Одолеет ее и Кравцов, теперь она не сомневалась в этом.
После занятия, устало вытягивая под столом затекшие ноги, Гуленко признался:
— Мне легче у печи гореть, чем здесь потеть..
Дружелюбно смотрели доменщики на Веру Михайловну Кострову. Она после короткого перерыва стала рассказывать им о влиянии шихты на ход печи, условно это был второй урок занятий.
Они все были здесь — те люди, от которых зависел не только план цеха, но и его честь, и честь партийной организации, и ее — секретаря. Большинство из них — коммунисты: Буревой, Федоренко, Гуленко, Орликов. Она поможет им сегодня раздвинуть границы их познаний, обрести уверенность в себе и почувствовать себя в ответе и за план, и за идеи начальника цеха, и за друг друга. Ей все время хочется поймать взгляд Кравцова — ему-то особенно важно знать, какие факторы влияют на ход печи. Мастер должен обеспечить техническую работу печи и ее долговечность. От этого зависит и заработок, и положение мастера в цехе. Такому человеку начальник цеха не скажет: «В наши дни вам до мастера далеко».
— Улучшение питания домен постоянным составом шихты — это сейчас для нас главное, — заключила Вера Михайловна. Кравцов, подняв голову, внимательно смотрел на нее, и это ее радовало.
Гуленко с характерной для него лукавой улыбкой сказал:
— Горняки обленились совсем. Надеются только на экскаватор.
— Конечно, когда печь получает ровную пищу, она идет лучше, — как бы подводя итог услышанному, проговорил Федоренко.
Может быть, это опять было нарушением субординации, но Кострова воспользовалась настроением людей и предложила направить к горнякам делегацию. Вызывались вместе с ней пойти инженеры Лотов, Верховцев, мастер Буревой.
— А вы пойдете с нами? — обратилась она к Кравцову, все еще упорно молчавшему. Он пожал плечами:
— Чего ж, можно и пойти.
Накануне выходного дня Вера Михайловна повела свою цеховую делегацию на рудник. От трамвайной остановки километра три шли пешком степью по укатанной машинами дороге. Изредка попадались одинокие деревья. На веточках осины еще держались зеленые листья. В низинах, словно ягоды, были рассыпаны цветы красноголовой кашки. Но стоило подняться на взгорье, и осень дохнула свежим порывистым ветром, под ногами тоскливо зашуршала сухая, пожухлая трава. Высоко в небе над плоской вершиной горы Рудной, окутанной туманом, медленно плыла стая журавлей.
Когда спустились в карьер, в глаза всем бросился укрепленный на выступе скалы лозунг: «Больше руды домнам!» Буревой осуждающе покачал головой: больше-то, больше, а вот как насчет качества? Невдалеке работал экскаватор.
Павел Иванович оглядел забой, изрытый железной лопатой машины. В кабине машинист сидел совсем молодой, откинув на затылок светлую кепку. Он наполовину высунулся из кабины и с любопытством смотрел на незнакомых людей. Павел Иванович, подходя, махнул ему рукой. Парень нажал на рычаги, машина качнулась и замерла.
— Даем руду домнам! — вместо приветствия крикнул Павел Иванович.
Машинист заулыбался и согласно кивнул.
— Но природу облагораживать надо, — заметил Буревой. — Домны и прожорливы, как акулы, и разборчивы, как барышни. Сортировать надо руду. Конечно, для этого нужны фабрики, но и в забое уже много можно сделать. Тогда в тонне чугуна меньше будет твоего и моего пота. Нам надо общим фронтом действовать.