Над несчастной парочкой вдруг нависла страшная, потусторонняя (в том смысле, что от нее н и о т к у д а не может быть спасения) скука. Через столовую (скромную, темную, с клеенкой на столе, с запашком цикория и тиканьем часов) доносился храп Михальского, оглушительный в ночной тиши маленького городка. Из водосточной трубы на дворе капала вода, стекая с обсыхающей после недавнего дождя крыши. Как хорошо было бы остаться, погрузиться в рутину по уши, а то и нырнуть навеки — доведя скуку до степени чудовищного безумия. Увы, то были тщетные мечты. Поиском странности в рутине сегодня уже никто бы не удовольствовался. В литературе даже норвежцы выдохлись и больше не писали на эту тему, не говоря уж о ландштурмистах отечественной беллетристики. Времена были под завязку полны социальной заурядности высшего порядка — она грозила затопить мир отнюдь не заурядным взрывом. Зипек крепко поцеловал Лилиану в самые губы и содрогнулся от дикого сожаления: отчего она — его сестра, а не та? Отчего все на свете будто нарочно перевернуто, перемешано, переврано? — перепутаны роли, души, прически, масти, умы...
Он снова окунулся в мокрые, залитые бледным рассветом улицы. В нескольких сотнях шагов от дома к нему пристала какая-то тень. Сначала Зип думал, что это тайный агент. И хотя о новом преступлении бедняга уже не помышлял, он весь сжался, словно готовясь к прыжку. Прямо перед собой он увидел один из знакомых ему домов. Там на втором этаже как раз зажгли свет. Дом тоже был н е т а к о й; он был не здесь, не в этом сонном городе, не в этой стране, не на этой планете. Там жили обыкновенные, чужие, нормальные, быть может, порядочные люди — существа н е и з э т о г о — не из его — мира. Он был подонком, которому здесь уже никогда не найти покоя. Спущенным наконец с цепи, но бездомным псом. Ему хотелось, забившись куда-нибудь в угол, оплакать себя и умереть. Но действительность в облике страшного приближающегося к нему человека вынуждала его к каким-то невыносимым для него действиям. С этих пор все будет не так, даже если он совершит невесть что — это будет всего лишь попыткой выбраться из той неразберихи, которая создана им самим. Какой-нибудь неопознанный труп, плывущий вниз по реке, был в этом мире более своим, более уместным, чем он. А ведь он должен был жить. Он знал, что с собой не покончит, хотя в ту минуту ему это было раз плюнуть. Он не боялся ничего, но открывшееся перед ним будущее было похоже на чей-то огромный вспоротый живот. Ему предстояло влезть в эти пропитанные болью чьи-то потроха, чтобы унять свою боль нечеловеческой мукой понимания того неоспоримого факта, что он, Генезип Капен, все-таки существует.