Выбрать главу

Рѣзкій звонокъ внизу, у лѣстницы, возвѣстилъ большую перемѣну. Батюшка поклонился и, шурша пахнущей ладаномъ и розовымъ масломъ рясой, вышелъ изъ класса.

На четвертомъ урокѣ, когда смуглый и черноволосый Рудаговъ мучился у доски, не зная, какъ рѣшить уравненіе со многими неизвестными, а Гурочкинъ отецъ въ синемъ вицъ-мундирѣ, заложивъ руки въ карманы, стоялъ сзади него и слѣдилъ за несмѣлыми движеніями его руки, то писавшей мѣломъ буквы и цифры, то быстро стиравшей ихъ тряпкой, стеклянная дверь, съ синими тафтяными занавѣсками на нижнихъ стеклахъ пріоткрылась. За нею показалось плоское рыбье лицо инспектора.

— Извините, МатвѣйТрофимовичъ, — негромкимъ голосомъ сказалъ инспекторъ, — пѣвчіе на спѣвку!

Тяжелая тишина класса, где точно ощущались мученія Рудагова у доски, нарушилось. Пѣвчіе вскакивали съ мъстъ, съ грохотомъ бросали пенали въ ранцы, собирали книги и тетради. Раздавались голоса:

— МатвѣйТрофимовичъ, вы позволите?..

— Разрѣшите, Матвѣй Трофимовичъ?..

Смѣлый Гурочка сунулъ въ руку Рудагову шпаргалку — рѣшеніе уравненія и тотъ, воспользовавшись суматохой, развернулъ ее и бойко застучалъ мѣломъ, найдя нужное рѣшеніе.

Гурочка съ другими пѣвчими мчался, прыгая черезъ три ступени внизъ, въ малый залъ, где уже сидѣлъ за фисгармоніей регентъ гимназическаго хора. Тонко и жалобно прозвенѣлъ камертонъ, певуче проиграла фисгармонія: — «до-ля-фа»…

Дружный хоръ гимназистовъ грянулъ:

— Рождество Твое, Христе Боже Нашъ… возсія мірови свѣтъ разума…

Шибко забилось сердце у Гурія… Праздники… Рождество… Елка… подарки всей семьи… Удивительная сила семейной любви и счастья быть маминымъ, иметь сестру и братьевъ, не быть одному на свѣтѣ, сильной волною захлестывала Гурочкино сердце, и звонко звучалъ его голосъ въ хорѣ:

— Въ немъ-бо звѣздамъ служащіи…

II

Гурочка издали увидалъ свою сестру Женю. Она спускалась съ подругами съ крыльца на большой, бѣлымъ снѣгомъ покрытый гимназическiй дворъ. И точно первый разъ замѣтилъ Гурій, что его сестра совсѣмъ стала барышней.

Въ бѣлой шапочке изъ гагачьяго пуха — охоты дяди Димы — въ бѣлой вуалеткѣ, въ скромной кофточкѣ, она улыбнулась брату одними своими большими лучистыми голубыми глазами.

— Поспѣлъ? — сказала она. — Я знала, что ты придешь меня искать.

— Мама сказала?..

— И безъ мамы догадалась… Услыхала, какъ ты рано подралъ сегодня въ гимназію… Что?.. Елки смотрѣлъ?.. Привезли?..

— Ну. Да.

— Хорошо… Пойдемъ… Я одна боюсь на Невскій… Съ тобой не страшно. Ты совсѣмъ кавалеръ… Ишь, какъ вытянулся…

Женя была немного выше Гурія. Высокая, стройная, очень хорошенькая, съ чуть вздернутымъ носомъ, съ темными каштановыми волосами и съ свѣтло-голубыми глазами, съ милой счастливой улыбкой на зарумяненныхъ морозомъ щекахъ она шла быстрыми шагами — «по Петербургски» — рядомъ съ братомъ и весело болтала. Оба были бѣдно одѣты. Гурочкино пальто перешло къ нему отъ старшаго брата Володи, его выпустили внизу и домашнимъ способомъ надставляли кверху и все таки оно было коротковато. Отложной воротникъ фальшиваго барашка былъ потертъ и въ сѣрыхъ проплѣшинахъ.

Женя бойко постукивала каблучками кожаныхъ ботинокъ, она не признавала суконныхъ теплыхъ ботиковъ, говоря, что ходить безъ нихъ — Петербургская мода.

Всего три часа было, но уже совсѣмъ стемнѣло. Оранжевыми кругами фонари по улицамъ загорѣлись. Стало, какъ будто еще темнее, но вмѣстѣ съ тѣмъ и уютнѣе и интимнѣе. Мягко и неслышно лошади по снѣгу ступали, быстро скользили безчисленныя санки извощиковъ. Ласково раздавалось:

— Э-ей, поберегись!..

— Куда-же? — спросила Женя.

— По всему Невскому, отъ самой Литейной.

— Ну, конечно, часы смотреть? — съ ласковой насмешкой сказала Женя.

— Да.

— Успокойся, будуть у тебя часы. Только покажи, какіе?

— Я хотелъ… чтобы съ браслетомъ.

— Посмотримъ.

На углу Невскаго и Владимирской пришлось подождать, пока городовой въ черной шинели и валенкахъ, закутанный башлыкомъ, белой палкой не остановилъ движенія. Столько было саней!.. Нетерпѣливо фырчалъ на снѣгу чуждый Петербургу и странный автомобиль.

— Я думаю, ихъ много у насъ не будетъ, — сказала Женя.

— Почему?

— Снѣгъ… Не вездѣ такъ расчищено, какъ на Невскомъ. А по снѣгу машинѣ трудно.