— Ты завидуешь?
— Ничего подобнаго… Мама вѣрно говорить: — Бога гнѣвить нечего… все у насъ есть… слава Богу, сыты, обуты, одѣты. А вѣдь есть голодные… Мама всегда учила — не смотри на богатыхъ и не завидуй имъ, а смотри на бѣдныхъ и жалѣй ихъ.
— Мамина мудрость.
Не доходя до Мойки Гурочка потащилъ сестру переходить Невскій. Женя догадалась въ чемъ было дѣло.
— Часы?..
— Да. У Буре.
Окна часового магазина были высоко надъ землею и надо было издали смотрѣть на выложенные на бархатные щиты золотые, серебряные и темной стали кружки часовъ.
— Постоимъ, — вздыхая сказалъ Гурочка.
— Хороши?
— Оч-чень.
— Kакiе же тебѣ приглянулись?..
— Вонъ тѣ маленькіе… никкелевые… со свѣтящимся циферблатомъ и съ ремешкомъ.
— Будутъ твои… Только это большой секретъ и прошу меня не выдавать. Мама сказала, что дѣдушка еще шой секретъ и прошу меня не выдавать. Мама сказала, что дѣдушка еще на прошлой недѣлѣ прислалъ тебѣ на часы.
— Женя!.. милая!..
— А ты знаешь, что мы пошлемъ дѣдушкѣ. Это Шура придумала. Молитвенникъ въ переплетѣ темнаго бархата. Каждая страница въ узорной цвѣтной рамкѣ. Узоръ вездѣ старинный, Русскій. Сто страницъ въ молитвенникѣ, и узоръ нигдѣ не повторяется. Это очень дорогое Сінодальное изданіе. Я видала. Очень красиво. Оч-чень!
— А папѣ — масляныя краски. Какъ давно онъ мечтаетъ о нихъ. Это рѣшено…
— Да, Шурѣ поручено ихъ подобрать.
— У Даціаро?..
— У Аванцо. Хочешь посмотримъ?..
Гурочка понялъ хитрость сестры и локтемъ прижалъ ея локоть.
— Знаемъ… знаемъ, — сказалъ онъ.
— Ну, что знаешь, — притворно равнодушно сказала Женя. — Ничего ты, мой милый, не знаешь…
Но у нотнаго магазина Юргенсона Женя замедлила шаги, а потомъ и вовсе остановилась. Ни интереснаго, ни красиваго тамъ ничего не было. Разложены были нотныя тетради съ крупными заголовками, но за стеклянными дверями блѣдно-голубыя, розовыя и бѣлыя афиши висѣли. Онѣ-то и привлекли вниманіе Жени.
«Концертъ солистки Императорскихъ театровъ Mарiи Ивановны Долиной»… «Концертъ народной пѣсни Надежды Васильевны Плевицкой»… «Концерть Анастасіи Димитріевны Вяльцевой»… Вечеръ романса… Концертѣ… концертѣ… концертѣ…
Эти афиши точно заколдовали Женю. Она и холодъ позабыла. Маленькія ножки въ старенькихъ ботинкахъ стыли на снѣгу. Женя толталась на мѣстѣ и все не могла отойти отъ этихъ заманчивыхъ афишъ. Открывалась дверь магазина. Душистымъ тепломъ тянуло оттуда. Видны были пустые прилавки и скучные шкапы съ картонками. Женѣ казалось, что несло изъ магазина запахомъ сцены и эстрады, ароматомъ артистической славы. Сюда за нотами ходили артистки.
Артистки!!.
Гурочка равнодушно просматривалъ афиши.
— Вотъ и тебя, Женечка, когда нибудь такъ аршинными этакими буквищами про-пе-чатаютъ: — «концертъ пѣвицы Евгеніи Матвѣевны Жильцовой»… Да, нѣть!.. Ты будешь въ оперѣ… И я, гимназистъ седьмого класса, изъ райка буду неистово орать: — «браво Жильцова!.. Жильцова бисъ!»…
— Тише ты!.. Съ ума спятилъ!.. На насъ оборачиваются… Смотрятъ на насъ.
— Привыкай сестра… Артистка!.. Талантище!..
— Идемъ домой… Поди, тоже замерзъ, какъ и я…
III
Артистка!..
И точно Женя мечтала стать артисткой. Все это такъ неожиданно, чисто случайно вышло нынѣшнимъ лѣтомъ.
Женя гостила у тети Маши на дачѣ въ Гатчинѣ. На стеклянномъ балконѣ въ одномъ углу горничная на гладильной доскѣ горячимъ утюгомъ гладила бѣлье трехъ барышень, двоюродныхъ сестеръ Жени — Шуры, Муры и Нины, въ другомъ Женя разсыпчатое тѣсто для печенья готовила. Съ пальцами, перепачканными масломъ и мукою Женя во все горло пѣла по памяти, слышанный ею отъ матери старинный романсъ.
— Вотъ хорошо то, барышня, чистый соловей, — похваливала горничная, нажимая утюгомъ на плойку.
Воробьи за раскрытыми окнами трещали. Въ зелени яркихъ турецкихъ бобовъ съ коралловыми кисточками цвѣтовъ рѣяли бабочки. Голубое небо висѣло надъ садами. Томительно прекрасна была тишина жаркаго полудня.