Фёдор перестал чистить ногти. В зале повисла мёртвая тишина.
— Кто? — его голос стал тише, что было верным признаком надвигающейся бури.
— Х-хрен его знает, — Хорёк затрясся сильнее. — Он их голыми руками. Как… как будто с мешками картошки управлялся. Шею Борову свернул, как цыплёнку!
— На моей территории? — Фёдор воткнул нож в стол. — Кто-то посмел убить моих людей на моей земле?
Он оглядел своих головорезов:
— Найти. Всех опросить. Каждую крысу в округе трясти, пока не выясним, кто этот отщепенец.
Громилы закивали. Хорек немного приободрился — похоже, избежит наказания за провал.
— И, Хорёк… — Фёдор улыбнулся, от чего его лицо, изборожденное шрамами, стало ещё страшнее. — Раз уж ты такой наблюдательный… будешь лично участвовать в поисках. В первых рядах.
Парнишка побледнел. Все знали, что значит быть «в первых рядах» — быть живой приманкой.
— Никто, — Фёдор повысил голос, чтобы слышала вся таверна, — никто не смеет убивать моих людей безнаказанно. Найти и примерно наказать. Чтобы другим неповадно было.
Глава 4
— Сашенька, вставай! Опоздаешь!
Голос бабушки пробился сквозь сон.
С трудом разлепляю глаза — всё тело нещадно ноет после вчерашней драки.
— Я поговорила с завучем, — бабуля хлопотала у шкафа, доставая форменный мундир. — Они в курсе о твоей временной потере памяти. Но ты всё равно не напрягайся особо, хорошо? Доктор Мельник говорил, нужен покой.
Она расправила складки на мундире с особой заботой и продолжила:
— Правда, пропускать занятия тоже нельзя. Сам знаешь, могут и отчислить. К тому же программу запустишь… А ты у меня всегда хорошо учился.
— Угу, — бурчу, потягиваясь.
Каждое движение отдаётся болью в растянутых мышцах. Так неохота вставать! Поспать бы! Разве не странно? В прошлой жизни обожал учиться — жадно впитывал знания в каждом монастыре, в каждой школе боевых искусств. А сейчас, при одной мысли об академии, накатывает непонятная лень. Даже тоска. Может, виной — остаточная память тела? Похоже, прежний владелец не особо жаловал учёбу. Ну, или я просто решил спихнуть на него собственное тунеядство. Удобно, кстати, но не в моём стиле.
— И позавтракай нормально, — Вера Николаевна поставила на стол тарелку с кашей. — Нельзя на занятия с пустым желудком.
Смотрю, как она суетится вокруг, и приходит мысль: если уж занесло меня в этот мир, придётся учиться здесь выживать. А значит, необходимо разобраться с местной системой эфирных боевых искусств. При чём жизненно. Даже если каждое движение сейчас отдаётся болью в побитом теле.
— Бабуль, — заставляю себя улыбнуться. — Не волнуйся. Справлюсь.
Она на мгновение замерла, вглядываясь в мою сонную моську:
— Конечно справишься, Сашенька. Ты же Волков.
— Этого не отнять, — киваю уныло, она же как-то странно кашлянула, затем снова посмотрела на меня.
— Может, проводить тебя до академии? — и обеспокоенно поправила воротник моего мундира.
— Да не стоит. Только скажи адрес и в какой район идти. Этого будет достаточно.
И бабуля подробно объяснила маршрут — две станции на эфировозке. Кстати, что это за хрень вообще? Ну-с, скоро выясню. Потом направо по Гороховой, мимо старого рынка. В общем, внимательно выслушал, отметив ориентиры. С топографией всегда дружил, так что — выкинь меня в чужой стране — не заблужусь.
Умывшись и одевшись, быстро расправился с кашей, даже не заметив, как опустела тарелка. Поймал удивлённый взгляд бабушки.
— Знаешь, Саш, — она задумчиво протирала чашки. — Ты после больницы какой-то… другой.
— М? Да? — и приподнимаю бровь.
— Раньше бы ты уже десять раз поспорил, понервничал из-за каждой мелочи. А сейчас такой спокойный, собранный.
Улыбаюсь в ответ с усмешкой:
— Видать, по голове хорошо прилетело. Может, оно и к лучшему?
Полотенце со свистом рассекло воздух, несильно шлёпнув меня по плечу.
— Пошути мне ещё на эту тему! — но в глазах бабушки плясали смешинки. — И не опаздывай в академию. Ох, что ж я с тобой делать-то буду…
— Любить и кормить, — чмокаю её в щёку, пряча улыбку. Кто бы мог подумать — суровый наёмник, прошедший огонь и воду, сюсюкается со старушкой. Хотя, может такого семейного уюта мне и не хватало в прошлой жизни?
Утренний Петербург буквально дышал морозной свежестью. Снег за ночь замёл все следы, превратив грязные улицы в белоснежную сказку.
Иду к остановке, разглядывая улицу при дневном свете, да таком, что резало глаза. Цветочная лавка напротив нашего книжного уже открылась — сквозь запотевшие стёкла виднелись пышные букеты. Интересно, где же та девушка, что вчера…