И развернувшись, ухожу обратно в спальню. У самой двери оборачиваюсь с ухмылкой:
— Кстати, если вдруг вам тоже станет страшно… под одеялом хватит места на троих.
И, закрыв дверь, прислоняю ухо. Секунда тишины, а затем — приглушённый взрыв девичьего хохота.
— Видела его лицо⁈ — сквозь смех протараторила Наташка. — Думал, мы в обморок упадём от такой наглости!
— Он чуть не уронил челюсть, когда понял, что я не собираюсь возмущаться! — вторила ей Анна.
— Слушай… а может, правда к нему пойдём? — в голосе Наташи вновь зазвучали хищные нотки. — Такой дерзкий мальчик заслуживает… воспитательных мер.
— А, знаешь, ты права. И прихватим вина, — согласилась Анна. — Всё равно из-за этой тревоги до утра не уснёшь.
Поспешно отлепляюсь от двери и юркаю под одеяло. Охо-хо! А вечер-то обещает быть значительно интереснее, чем я рассчитывал!
Если бы меня спросили, что ярче всего запомнилось из той ночи — то это точно не эфирное сражение на улицах Петербурга. Хоть оно и было впечатляющим.
Скажем так: Наташа и Анна оказались куда более увлекательными собеседницами, чем можно было подумать. Особенно после второй бутылки вина.
Уверен, даже самые умелые практики императорской гвардии не могли бы создать такое пламя, какое разгорелось в скромной петербургской спальне. И, даже я, проживший ту ещё жизнь, остался доволен.
Как правильно заметила Наташа где-то после восьмого бокала — молодое тело имеет свои неоспоримые преимущества. Ранение в бок не стало помехой для общего процесса.
Впрочем, джентльмен не обсуждает подробности таких вечеров. Скажу лишь, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели в защитных панелях, все мы были вполне удовлетворены совместным времяпрепровождением. Особенно я, побывав то в одной, то в другой, ещё и с разных сторон.
Утренний свет заливает маленькую кухню. Пью чай, наблюдая за пляской пылинок в солнечных лучах. В голове царит приятная пустота, а в теле — лёгкость.
— Ещё блинчик? — Анна, в домашней рубашке, с растрёпанными волосами, выглядела мило. Поставила передо мной тарелку с горячими блинами, источающими сладкий аромат.
— Спасибо, родная, — мимоходом шлёпаю её по аппетитной округлости.
Она шутливо ахнула, и подскочила к раковине. Ладони Наташи тем временем скользили по моим плечам, разминая мышцы.
— У меня всегда была слабость к раненым героям, — промурлыкала она мне на ухо. — Но ты первый, кто так быстро восстанавливается.
— Целительный эффект от ваших поцелуев, — ухмыляюсь, накалывая блин на вилку. — Кстати, бок почти не болит.
— Что удивительно, — втиснулась в разговор Анна. — Утром, когда меняла повязку, увидела, что края раны уже затянулись. Такое обычно дней пять заживает, не меньше.
— Любовь лечит, — подмигиваю ей. — Особенно с двумя красавицами сразу.
Наташа прыснула со смеху. Анна закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку.
— Представляю лица ваших коллег, если бы знали, как именно вы реабилитируете пациентов, — и отпиваю чай, наслаждаясь подтруниванием.
— Ой, помолчи, — Анна легонько щёлкнула меня по носу. — Я, между прочим, ещё никогда не нарушала врачебную этику. Просто ты… случай особый.
— Очень особый, — отозвалась Наташа, игриво прикусив мочку моего уха. — Особенно на кухонном столе. Так классно жаришь…
— Наташка! — Анна вмиг покраснела.
— Что? Скажешь, не понравилось?
— Этого я не говорила, — Анна улыбнулась, собирая пустые тарелки. — Но немного такта не помешало бы.
Я же поднялся, чувствуя приятную усталость. Бок почти не беспокоил — кажется, интенсивная физическая активность ускорила регенерацию тканей.
— Ладно, девочки, мне пора, — и натянул рубашку, затем и китель. — Бабушка, конечно, привыкла к моим отлучкам, но всё же не стоит злоупотреблять.
— Заходи, если что, — Анна проводила меня до двери. — В смысле, если рана беспокоить будет.
— Конечно, — притягиваю её к себе и целую. — Как только бок начнёт ныть, сразу приду на обследование.
Подмигиваю и Наташке, после чего выхожу в парадную, а затем и на улицу.
Морозец-то какой, ух!
Питер сияет под зимним солнцем, как умытый. После ночного эфирного боя кое-где виднелись следы разрушений — треснувшая стена дома напротив, разбитые витрины в конце улицы. Но горожане уже спешили по своим делам, будто ничего и не случилось.
Улыбаюсь, поднимая воротник. Вот она, прелесть молодости — всё началось ранением ножа, а закончилось ночью страстных объятий. Что ж, грех даже жаловаться на такую судьбу. А проблемы — проблемы делают жизнь только интересней…