— Жаль, но это невозможно, — он развёл пухлыми ручками в притворном сожалении. — Ваш курсант подозревается в поджоге, повлекшем значительный материальный ущерб. И не только это. Ночью произошёл инцидент…
— Я в курсе, — прервала она ледяным тоном. — Как вы, майор, лично распорядились поместить курсанта к особо опасным рецидивистам. Такая «забота» о молодом дворянине, подозреваемом в преступлении, которое ещё даже не доказано. Интересно, что на это скажет прокурор.
Грушин покраснел, но не отступил.
— Да что вы понимаете в следственных процедурах⁈ Вчера было рутинное распределение по камерам из-за уборки! Обвиняете меня в соблюдении всех норм содержания заключённых⁈
Виктория сделала к нему шаг, глядя на него сверху вниз. Да, она была на пару сантиметров выше. Из-за осанки и каблуков.
— Очевидно, я понимаю достаточно, чтобы заметить вопиющие нарушения процедур, — сузила она глаза. — И мне интересно, что скажет не только прокурор, но и городской магистрат, когда узнает, как именно вы обращаетесь с задержанными из числа учащихся военной Академии.
Майор издал фырканье, как разъярённый суслик:
— Угрожаете, значит? И что вы собираетесь делать? Жаловаться? Так передайте всем — мы следуем букве закона, а ваш курсант ответит за все свои деяния!
Наблюдаю за этой перепалкой, прислонившись плечом к смежной решётке. Ухмыляюсь, от чего треснули губы. Ауч. Ещё и сломанная рука колко пульсировала, левый глаз заплыл, но зрелище перед камерой того стоило. Кто же победит? Красотка Вика-Виктория или пельменный ликвидатор?
— Не знаю, что вас так взбесило, Грушин, — да, я не сдержался и произнёс с улыбкой, намеренно опуская его звание, — но ваши вчерашние друзья не справились с задачей. Может, в следующий раз пришлёте кого-нибудь покрепче? И с более устойчивой психикой?
Майор аж почернел и пырхнулся к решётке:
— Ты… — он поперхнулся от ярости, затем хватанул воздух. — Ты сам напросился, щенок! Да я сгною тебя здесь!
— А я думал съешь, — и продолжаю улыбаться.
— Да как ты смее…
— Довольно! — Виктория повысила голос, что было на неё не похоже. — Майор Грушин, я требую немедленно освободить моего курсанта. Как я и упомянула ранее, завтра начнется турнир, на котором присутствует архимагистр Воронцов — один из тринадцати советников.
При упоминании Воронцова Грушин побледнел, но, как-то, быстро взял себя в руки.
— Да хоть сам император! — отрезал он, сжав кулачки. — Закон есть закон! Ваш курсант останется под стражей до окончания расследования!
Виктория смерила его очень долгим взглядом. Вот она — борьба между яростью и самоконтролем.
— Вижу, разговор с вами бесполезен. — наконец произнесла та, — Однако, учтите, майор, когда архимагистр Воронцов узнает, что один из курсантов, которых он лично выбрал, не сможет участвовать в турнире из-за вашей принципиальности, последствия будут весьма неприятны.
Грушин нервно сглотнул. Очевидно, сказанное произвело на него впечатление, но что-то, или кто-то, заставляло его держаться прежней линии.
— Ещё одна угроза? — выдавил он, пытаясь сохранить достоинство.
— Расценивайте как угодно, — отрезала Виктория. — Архимагистр Воронцов не терпит, когда его планы нарушаются.
Показалось, что майор вот-вот прогнётся. Сардельки нервно потеребили пуговицу на кителе, глазёнки бегали по сторонам. Однако:
— Передайте архимагистру Воронцову мои извинения. Но закон один для всех. Волков останется под стражей.
Виктория смотрела с презрением пополам с недоумением. Вероятно, не могла понять, откуда такие принципы? Или же это слабоумие? Затем перевела взор на мою моську:
— Волков, как ваше состояние? Рука требует медицинской помощи? — никаких приветствий, лишь показательное проявление ректорской заботы к своему курсанту.
Улыбаюсь, но отвечаю серьёзным тоном, дабы не превращать всё в фарс:
— Жить буду, Виктория Александровна.
Она удовлетворенно кивнула, будто услышала именно то, что ожидала. Никаких жалоб. Ну не достойный ли курсант её академии? Затем взглянула на майора:
— Хорошо, Грушин. Вы свой выбор сделали. Теперь и мне пора сделать свой.
И дерзко развернулась, взмахнув полами пальто, после чего грациозно направилась к выходу. У самой двери остановилась и, не оборачиваясь, добавила:
— Дальнейший разговор будет вестись через официальных представителей. И поверьте, у вас будет возможность пожалеть о своём решении.
С этими словами она вышла в сопровождении растерянного сутулого стражника.
Дверь закрылась. Майор повернулся ко мне. На холенной морде и злорадство в его маленькой победе, но и беспокойство, хоть и старательно скрываемое: