На самом деле, планов несколько. Но бабушке знать о них не следует.
— Сколько времени дали на свидание? — спрашиваю, меняя тему.
— Полчаса, — вздохнула она. — Я принесла тебе чистую одежду и немного еды.
— Какая же ты у меня молодец.
Оставшееся время мы провели, обсуждая бытовуху. Я расспрашивал о тёте Лидии, об условиях её жизни. Бабушка отвечала, стараясь казаться бодрой, но нервно теребила сумку, да и улыбалась натянуто. Когда пришло время прощаться, крепко обняла меня через решётку:
— Так похудел, Сашенька. Совсем как тогда, после болезни. Помнишь, я тебя отпаивала бульоном из перепёлок?
Киваю, хотя понятия не имею, о чём она говорит — видать это из тех воспоминаний настоящего Александра, доступа к которым у меня не было.
— Когда выйдешь, снова сварю тебе такой бульон, — пообещала она, вытирая слёзы. — Будешь как новенький.
— Обязательно, бабуля. Главное — не волнуйся слишком сильно.
Она кивнула и ушла в сопровождении конвоира.
Я же вернулся на шконку.
Итак, что мы имеем. Следователь Елагина не только умна, но и принципиальна, что редкое сочетание для правоохранительных органов любого мира. Если такая дамочка хочет найти истину, то, может, и докопается до связи Грушина с Ковалёвыми. Но сколько времени это займёт? Турнир-то начинается завтра. А значит я в пролёте. Получается, не смогу принять в нём участие, что равнозначно проигрышу. В таком случае Виктория выйдет победительницей в нашей сделке? Жуть.
Может, сбежать и принять участие в турнире?
Не, как-то по-ребячески. Тем более, меня могут тупа схватить прямо на арене, что только ухудшит текущее положение.
Что ж. Приму поражение перед Викой, как мужчина. Юлить и обвинять обстоятельства — не в моём стиле.
Прикрываю глаза, неспешно погружаясь в медитацию. До ночи ещё несколько часов. Можно укрепить внутренние органы, очистить четвёртый узел, да подумать о будущем. Времени всё равно предостаточно…
Глава 6
Тюремная ночь отличается от обычной, как выдержанное вино от дешёвой бормотухи — вроде те же градусы, но послевкусие совершенно иное. Так и тут. Просыпаешься на жёсткой шконке, под унылый храп, сопение и приглушённые ругательства заключённых. Никакой мягонькой подушки, ни желаемой тишины. Можно, конечно, заткнуть всех аурой убийства, но после такого сюда примчат практики и начнут рыскать, что или кто издал подобную энергию. Надо ли это мне? Нет. Пока что развлечений итак хватает.
Дремаю вполглаза. Духовное ядро пульсирует в унисон с сердцебиением, поддерживая каплями энергии повреждения. Так что и этим утром для всех выгляжу, как побитый мальчуган, чудом выживший в камере с психопатами. Но внутри абсолютная стабильность. В любой момент могу включить регенерацию на полную и принять бой.
В тюремном блоке начиналась суета — раздача тюремной баланды, осмотр фельдшером, который, кстати, даже не стал заходить ко мне, ограничившись вопросом:
— Жив ещё? Ну и славно.
Видимо, майор дал чёткие инструкции о регламенте моего «особого обслуживания». Они же всегда могут сказать, что якобы курсант Волков сам отказался от медпомощи, да и вёл себя как психбольной! Да и вообще, он половину переулка сжёг! А, так вы не в курсе? Вот что-то типа того. Знаю, как в таких местах делишки проворачивают. Что до баланды, есть её конечно не стал. Не из принципов или показать характер. Реально не хотел. Сил полным-полно, да и голодание полезно. А ещё, бабулины харчи вчера, хе-х. До сих пор пирожками несёт. Старикан из соседней камеры тоже вон нос воротит от каши. Делился я с ним харчами, как и с остальными.
Раздался грохот, прямо со стороны входа в тюремный корпус.
Кто-то открыл дверь, при чём с размаху, что та впечаталась в стену. Забавно будет, если по мою душу привели какого-нибудь мастера. В таком случае, скрывать силы больше не выйдет. Что ж, готов я и к такому раскладу.
Прозвучали удивлённые возгласы и шаги — чёткие, размеренные. По мере их приближения сначала замолчали надзиратели, затем утихли и заключённые. Почувствовали значит? В тюрьму реально прибыл мастер, ещё и открывший ауру, напоказ выставляя свою мощь.
Шаги остановились в соседнем коридоре, возле дежурки. Повисла абсолютная тишина, а затем звон ключей — кто-то из охранников дрожащими руками пытался отпереть дверь. Шаги возобновились, приближаясь. К ним добавились и другие — суетливые, будто сопровождающие пытались подстроиться под темп главного визитёра.
Первым перед камерами показался молодой охранник — лицо бледное точь мел, фуражка надета явно наспех и села криво, глаза же выражали такую степень испуга, как если бы он узрел самого императора.