Он сделал паузу, дабы эта информация осела в сознании слушателей, затем продолжил тем же тоном:
— Архимагистр рассчитывает на разумность местных властей и их способность отличать важные государственные интересы от… низменных амбиций.
Сколько презрения в последних двух словах, ух. Пельменный властелин тут же вжал голову в плечи, как черепаха, и пробормотал еле слышно:
— Но поджог… расследование…
— Будет продолжено компетентными органами, — отрезал Скворцов. — Открывайте.
Охранник со скоростью кинулся выполнять приказ, уронил ключи на пол. Извинился. И в итоге справился с задачей. Лучше поздно, чем никогда. Даже не знаю, кому больше повезло: мне или же продажным стражникам, которых я мог порешать в недалёком будущем, выбираясь на свободу.
Решётка отъехала в сторону. Скворцов сделал приглашающий жест рукой:
— Ваши вещи будут возвращены на выходе. Следуйте за мной, курсант Волков.
— Минуточку! — раздался обеспокоенный женский голос.
И в дверях показалась следователь Елагина. По её разноцветным глазам было очевидно, она не в курсе происходящего, но явно озабочена моей судьбой. Какой-то неизвестный собирается увезти подозреваемого? Куда? На каких основаниях? И для чего? Если бы я не разбирался в людях, то решил бы, что она пытается помешать моей свободе, однако, прекрасно понимаю, что следователь пытается защитить меня. И это не взирая на ауру мастера перед собой. На таких-вот людях и держатся империи.
— Елагина… — процедил Грушин, состроив такую гримасу, что не передать.
— А вы, позвольте узнать, кто? — Скворцов повернул голову.
— Елагина Ксения Аркадьевна, городская следственная служба, — она развернула удостоверение. — Веду дело о пожаре.
— Очень хорошо, — кивнул мастер и показал ей документ, уже подписанный майором. — Мои сотрудники свяжутся с вами для передачи материалов. Все ваши наработки будут тщательно изучены.
Елагина не казалась впечатлённой, в отличие от майора и его людей. Спокойно изучила документ, затем вернула его и кивнула:
— Какие формальности требуются для подписки о невыезде?
— Всё уже оформлено, — Скворцов слегка поморщился и свернул документ, положив обратно в карман.
Следователь же посмотрела уже на меня:
— Курсант Волков, — произнесла она официально, но без холода, как при знакомстве, — мне ещё понадобятся ваши свидетельские показания для отчёта. Возможно, вы вспомните какие-то детали.
— Непременно, следователь Елагина, — и улыбаюсь с искренним уважением. — Я в полном вашем распоряжении. После турнира, разумеется.
По красной морде Грушина пробежала судорога ярости, но он быстро справился с собой. Бесился от моего спокойного тона, да и вообще, такого поворота событий.
— Прекрасного вам дня, майор, — и подмигиваю ему.
— И вам, курсант, того же, — он будто гвоздь проглотил, честное слово. Такой забавный. Даже жалко убивать. Может просто отрежу ему ноги по колено? Ладно, посмотрим по настроению. Сейчас оно хорошее, но кто знает, каким будет, увидься мы вновь.
Мы со Скворцовым покинули тюремный блок под конвоем двух охранников, которые, впрочем, держались на почтительном расстоянии. Ещё и майора. Грушин не мог не сопроводить столь важного гостя.
В приёмном отделении ждала маленькая формальность — подпись в журнале освобождённых.
Расписываюсь от балды, ещё и с улыбкой, чем заслужил очередной испепеляющий взгляд от майора.
— Курсант Волков, — проговорил он с нескрываемым раздражением, — не забывайте, расследование продолжается. И если ваша вина будет доказана… никакой покровитель вас не спасёт.
Виу! Я чуть не присвистнул. Пельмешка думал мастер не услышит, но и тут он попал впросак.
Скворцов остановился у выхода и медленно повернулся. Взгляд подобен лезвию скальпеля — точный, холодный, готовый без колебаний отсечь всё лишнее.
— Майор, ваше усердие достойно лучшего применения. Не заставляйте вернуться сюда с другими бумагами.
Он не конкретизировал, какими именно, но по тому, как побледнел Грушин, понятно, что майор прекрасно осознал все скрытые смыслы данной угрозы.
— Прошу простить! Я не имел ввиду вас, Дмитрий Александрович… — поклонился майор.
— Всего хорошего, — сказал тяжёлым тоном Скворцов, от чего карапуз прогнулся ещё сильнее, глядишь сейчас сиськами и пол царапнёт. Крепкая же у него поясница.
Мы вышли на крыльцо, и утреннее солнце ударило в глаза. Сощуриваюсь, привыкая к яркому свету. Свобода.
У ворот стоял элегантный экипаж, запряжённый двумя вороными лошадьми. Рядом с ним ещё один, а подле ждала одинокая фигура.