Сквозь привычный городской шум выделяю разговор двух охранников у экипажа.
— … после поджога той лавки сучёныш как с катушек съехал, — говорил первый, потирая руки в перчатках. — Обдолбался пылью, кайфует, а мы тут мёрзнем, как беспризорники. Гребаный щенок.
— Ну. Хоть бы одну девку нам заказал, — проворчал второй, дожёвывая булочку. — Всё веселее коротать ночь.
— Да я вообще думаю, что он по мальчикам, — первый сплюнул на мостовую. — Чего он приелся к тому пацану — хер знает.
— Тот пацан типа против пошёл, — отмахнулся второй. — Я особо не вникаю в его щенячьи игры. Но надо бы деду доложить, что он подсел на пыль, кабы не поздно стало.
Приподнимаю бровь, переваривая услышанное. Поджог? И Ковалёв имеет к этому отношение? Вот же мелкий психопат. Видимо, грязных дел у него выше крыше.
Подтягиваюсь на руках и бесшумно запрыгиваю на балкон третьего этажа. Эфирная пыль, значит, занятно. Читал я, что это мощный наркотик, дарующий временное усиление способностей, но разрушающий каналы. Если Игнатик увлёкся такой дрянью, его ждёт незавидная судьба.
Продвигаюсь вдоль заднего фасада, нужно найти нужный балкон. По информации от Кривого, квартира Ковалёва выходила окнами во двор, третий этаж, четвёртое окно от угла. И…
Вот оно — тяжёлые бархатные шторы не до конца задёрнуты, сквозь щель пробивается тусклый свет.
Встаю у стены, чтобы не заметили, и снова активирую технику усиленного слуха. Через толщу стены донеслись приглушённые звуки. Кто-то ходил по комнате, бормоча под нос невнятные фразы. Потом послышался звон стекла — разбили бутылку, и нетрезвая ругань.
Видимо, юный господин Ковалёв не в лучшей форме. Пьяный или обдолбанный. Что ж, его проблемы.
Спокойно достаю лепешку из таверны и кусаю. Делать все равно нечего, нужно дождаться, когда все уснут. Да, там трое. Ковалёв и ещё кто-то. Ну, ничего. Никуда не спешу.
Ждать пришлось недолго. Двадцать минут, и всё успокоилось. Из квартиры доносилось размеренное сопение. Три разных ритма дыхания, три спящих человека.
С помощью тонкой проволоки, которую сорвал по пути, бесшумно вскрываю замок балконной двери. Надо же. Тишина. Никакой скрытой контурной защиты, вот она — типичная самоуверенность аристократа, полагающегося на охрану внизу. Проскальзываю внутрь, и затихаю, привыкая к полумраку комнаты. Зрелище, представшее глазам, лучше всяких слов говорило о том, как молодой Ковалёв проводит время. Разбросанная одежда, пустые бутылки, опрокинутые бокалы. В воздухе несло дорогим табаком, алкоголем и сладковатым привкусом эфирной пыли. На полу неподвижно лежала молодая куртизанка с кучерявыми рыжими волосами. Безвольно раскинутые ноги открывали вид на все её дамские прелести. А глубокий сон свидетельствовал о передозировке — скорее всего перенюхала «пыли». На щеке виднелись остатки наркотика. Вторая девка свернулась калачиком в кресле, тоже без трусов. Подросток, едва ли старше шестнадцати.
А вот и сам хозяин — Игнатушка раскинулся на огромной кровати, запахнувшись в шёлковый халат. Выглядел сейчас болезненно-бледным. Под глазами залегли тёмные круги, крылья носа покрыты характерным серебристым налётом.
Вот же шкет. Прям типичный представитель золотой молодёжи — прожигает жизнь, не думая о последствиях. Впрочем, на его мораль или здоровье мне плевать — у меня тут конкретная цель.
Без звука ступаю по толстому ковру и приближаюсь к кровати. Ковалёв не шевелился, погружённый в наркотический сон. Склоняюсь над ним. Ну и несёт же от него. Пот, слишком слащавый одеколон и пылюка. Не дышу. Не хватало ещё, чтобы ужин покинул просторы моего желудка. Кладу раскрытую ладонь на его лоб, активируя технику «Сонного облака» — для уже спящего и отравленного организма хватит и слабого воздействия, что не даст проснуться даже от взрыва бомбы.
Ковалёв дёрнулся раз, другой, и погрузился в ещё более глубокий сон. Готово.
Перевожу взгляд на его левую руку, безвольно свисающую с кровати. На безымянном пальце мостился массивный перстень с гербом рода Ковалёвых — золотой молот на фоне скрещенных мечей. Именно за этим сокровищем я и пришёл. В этом мире родовые перстни носят только наследники и это — не просто украшение. Это символ. Священный для аристократов предмет. Их невозможно подделать — каждый содержит уникальную эфирную подпись, заложенную поколениями владельцев. Аристократы-наследники никогда не снимают перстни — спят с ними, моются, сражаются. Потеря перстня не на поле боя считается величайшим позором, способным привести к изгнанию из рода. Ведь как наследник, не сумевший сохранить кольцо, сможет сохранить сам род?