Но первым уроком была мучительная физика. И все, что говорилось учительницей, он пропускал мимо ушей, погрузив глаза в «Вино из одуванчиков». Жизнь, придуманная писателем, казалась реальней, чем настоящая жизнь. Педагог привычно что-то писала на доске, а Андрей привычно ее не слушал.
Если бы в школе не преподавали историю и литературу, то вообще незачем было бы ходить в школу. Учительница физики утверждала, что физика понадобится в жизни, учительница математики говорила то же самое, и все учителя говорили одинаковые вещи про свой предмет. Когда же он смотрел на своих родителей, то видел, что ни один из предметов им в жизни не понадобился, хотя он считал отца и мать счастливыми, потому что они жили так, что им не хотелось другой жизни. Если бы они помнили закон Архимеда, теорему Безу или умели чертить — это ничего бы не прибавило к их жизни, это знание не прибавляло счастья и Андрею. Более других было ему смешно утверждение преподавательницы английского о том, что без знания иностранного языка нет культурного человека. Андрею всегда хотелось встать при этой, часто повторяемой, фразе и спросить: «Сотни тысяч людей не знают английского языка, что же — они бескультурны?» Он так не думал. Он подозревал даже, что и директор давно забыл английский язык и присутствует на уроках иностранши лишь по необходимости.
Однажды Андрей заглянул через плечо директора в его синюю записную книгу, размером с толстый роман. Под фразой «Люблю Татьяну» был нарисован автомобиль «Жигули», о котором директор мечтал уже несколько лет.
В свои пятнадцать лет Андрей больше всего любил играть в футбол. В игре был азарт, заставляющий забыть обо всем. Играть начинали еще в школе, на большой перемене. Воротами служили камни. Требовательно звенел нудный звонок, но его не было слышно — крики заложили уши. Бедный мяч быстро стирал бока о ботинки и о землю, и на смену ему приходил другой, купленный в складчину.
Учительница химии, высунувшись в окно, громко звала ребят, в твердой уверенности, что изучение химии принесет больше удовольствия.
Марина Матвеевна выстроила опоздавших у стены и несколько минут внимательно их изучала, наверное, так Левенгук впервые изучал под микроскопом каплю воды.
— Полюбуйтесь на будущих чемпионов мира по футболу, химия им не нужна.
Андрею показалось, что даже знатоки химии, взиравшие на школьников с классных портретов, вздрогнули от ее голоса и у гениев химии на лицах появилось такое выражение, словно они завидовали молодым футболистам.
Марина Матвеевна провела бритвенным взглядом по распаренным физиономиям:
— Ну что же, химия нужна мне. А вам придется сдавать экзамены. Так что милости прошу к доске, мои дорогие. Кто первый?
В рядах любителей футбола произошло замешательство, но оно продлилось лишь несколько мгновений — каждый думал, что обращаются к нему. Убедившись, что вопрос прозвучал риторически, провинившиеся замерли.
— Нет смелых, нет смелых, — бросила гордо Мария Матвеевна, словно играла в футбол против всей команды и счет был сухим в ее пользу. — Что ж, буду спрашивать по порядку.
— Я готов ответить, — выступил вперед отличник Максимов, принимая на себя учительскую атаку.
— Ты-то ответишь, я не сомневаюсь, только чему ты можешь научиться у двоечников? Футболу? — И она пытливо посмотрела на Максимова, твердо уверенная в том, кому с кем дружить. Она и рассаживала всех на своих уроках по этому принципу.
Учительница не испытывала ни к кому из ребят ни ненависти, ни презрения, ни злости, но твердо знала, что ничем, кроме страха, класс удержать в повиновении нельзя.
— Можешь сесть, — сказала она Максимову.
Максимов вернулся на место, и Андрей увидел в его позе интерес зрителя — тот уже хотел развлечения и не сочувствовал друзьям. Никто не хотел выходить к доске. Сидевшие радовались, что опоздавшие тянут время, а те, подхлестнутые вниманием класса, уже вели себя непринужденно — переминались с ноги на ногу, с оскорбленным видом поглядывали на учительницу. И Андрей понял, почему в стоящих рядом с ним произошла такая перемена: им стало все равно, поставят им сейчас двойки или поставят потом, да они и привыкли давно к этим двойкам. Все равно исправлять их в конце четверти с помощью длительных высиживаний и заискивания. Андрей посмотрел вокруг себя, полагая, что все думают так же, как он. И мгновенно голова Марины Матвеевны повернулась к нему, как магнитная стрелка к северу. Глаза ее встретились с глазами Андрея, и он впервые не отвел взгляда.