Вечером, когда пляж пустеет, тихо звучит над галькой беззащитная музыка волн. И тогда кажется, что море уже знает ответы на все вопросы, которые ставит перед собой человечество, и подсказывает людям правильные ответы на своем голубом языке, но кто расшифрует его? Волны спокойно бредут к берегу, гипнотизируя повторяющимся ритмом, словно желая усыпить и уже во сне передать сердцу свои думы.
Отчего так печально море вечером? То ли оно прощается с солнцем, то ли не хочет расставаться с людьми, то ли, как ребенок, боится темноты. И тьма, словно не желая мучить море медленным приближением, наступает сразу. Иногда кажется, что она рождается не за горизонтом, а в глубине моря и, мгновенно поднявшись оттуда, заливает берег.
Лежакам, что распростерлись вдоль моря, хочется окунуться в прохладную волну, но они чего-то боятся, и волны своими редкими прикосновениями зовут к себе.
А утром появляются водоросли, словно кто-то всю ночь косил траву под водой и теперь она сушится на берегу, отдавая волшебный йодистый запах сухому крымскому ветерку.
Тихо-тихо вокруг, и если долго смотреть прямо в море с волнореза, то забываешь все на свете, и если спросить у тебя, где ты родился и как тебя зовут, то не сразу ответишь на этот вопрос, море словно высасывает из тебя память, чтобы все знать о тебе. И порой всерьез думаешь, что оно все знает о тебе и обо всех людях. И там, в морской глубине глубин, где никто не бывал, в самой потаенной глубине звучит сердце моря и волны — отголоски его. Что знаем мы о себе, о своем будущем? И когда проникаешься одухотворенностью бесконечной воды, тихо лежащей перед тобой, таким кажется унижающим море жалкий пароходик, проносящий дешевую музыку и веселье к Мисхору, что хочется воскликнуть: потише, море хочет спать, — но кто услышит тебя? И вдруг сама предшествующая твоя жизнь покажется таким же пошлым пароходиком, и станет стыдно, и сильно сожмется сердце, словно желая превратиться в одну точку.
Среди прочих иллюзий — иллюзии отпуска, пожалуй, следует уделить особое место. Уже одно то, что она живет почти целый год, — смешно.
Вначале пляж раздражает обилием людей, но привыкаешь к нему быстро — квартира, где ты снимаешь койку, с раннего утречка наполняется запахами кухни, где отдыхающие уже начали бесконечный процесс готовки, и в такие минуты, когда просыпаешься от звона кастрюль, ложек, ножей, начинает казаться, что люди приехали на юг не к солнцу, не к морю, а лишь затем, чтобы наесться на весь год будущий, за весь год прошедший. И это главное, что занимает их мысли под крымским небом, и понимаешь, как много наследников оставил после себя Гаргантюа.
Самое непотребное на пляже — музыка. Музыка дневная представляется мне всегда желтой. Утренняя — оранжевой. И там, и тут звучит она, чтобы усладить тщеславный слух обладателей японских магнитофонов. Музыки на любой вкус так много, что кажется, будто и она любит загорать и купаться в море.
Когда оказываешься на пляже, лежишь целый день на солнце и чувствуешь, как последние мысли испаряются на этой жаре, поневоле, чтобы не сойти с ума от скуки, начинаешь наблюдать.
Я думаю, что характер человека можно узнавать не только по почерку, но и по походке.
Одна женщина привлекла мое внимание порывистостью движений, той их степенью, когда вначале эта порывистость раздражает, а потом притягивает взгляд. Поневоле любопытство переводило взгляд на мужчину и ребенка, которые были рядом. По нежности, с которой она относилась к большому и маленькому мужчинам, я понял, что передо мной дружная семья. Ребенок удивительно походил на отца. Есть сходство, которое останавливает внимание, — я мог, судя по сыну, — с легкостью представить себе, каким был муж этой женщины в детстве. Вообще порывистость, как я заметил, не обязательно признак нервности натуры.
Мне хотелось познакомиться с семьей, за которой наблюдал уже не один день, но я стеснителен, даже робок, да простят мне эти строки мою нескромность. Но когда встречаешься на пляже каждый день, то со временем начинаешь раскланиваться.
Когда от жары становилось совсем невмоготу, я поднимался и шел в парк. Однажды я побрел куда глаза глядят, лишь бы быть среди этих жалких деревьев, в их скромной тени. Я шел долго и уже начал скучать, но тут услышал голоса. «Откуда?» — с интересом подумал я, всматриваясь в моложавую зелень. Казалось, это птицы, сидящие на ветвях, разговаривали человеческими голосами.
Шаги привели меня к маленькому кафе, приютившемуся у дороги. Вскоре я очутился среди праздных голосов, женских улыбок, рожденных сухим вином и тем равнодушным весельем, которое встречает вас во всяком заведении подобного рода.