— Не хочешь — как хочешь, — зло сказал Паша. И они снова двинулись в путь, все трое рядом.
Если навстречу попадались прохожие, Володя отходил назад: втроем они занимали весь тротуар.
Он шел и слушал.
— Пап, — говорил Павел, — ты обещал меня в цирк сводить.
— Ты ведь знаешь, мне некогда. С матерью сходи.
— Я с тобой хочу.
— Хорошо, как-нибудь сходим, я обещаю. — Дымов-старший оглянулся на девушку в расшитой дубленке.
— Приходи к нам мультики смотреть, — пригласил Павел Вову. — В шесть пятнадцать будут показывать.
— Нет, — ответил Володя, сам не зная почему. — У меня есть дело. — Ему хотелось, конечно, посмотреть мультфильмы по цветному телевизору, по черно-белому не так интересно. А про дело он сказал, имея в виду книжку. Сейчас он читал рассказы писателя Чехова. Это интересней мультика. Вчера, после рассказа «Ванька Жуков», он даже заплакал.
— Ты сделал алгебру? — чуть повернув голову назад, спросил Павел.
— Нет, — сутулясь от стыда перед Пашиным отцом, ответил Володя. — Не получилось пока.
— А мы сделали. Правда, пап? — победно сказал Паша.
— Правда. Только кто из нас сделал?
— А мы одно целое, — хитро поглядел сын.
Отец улыбнулся — ему понравился ответ, а Володе захотелось поскорее домой.
— Я тебе завтра списать дам, — пообещал ему Павел. Несколько минут они прошли молча, а потом Павел сказал неожиданное:
— Пап, а Вовка лучше всех в классе сочинения пишет.
— Молодец, — равнодушно ответил отец.
Подошли к Володиному дому. Гребни сугробов исчезли. Дворник рубил сугробы лопатой, и остатки их напоминали куски сахара.
— До свидания, — с чувством облегчения сказал Володя попутчикам.
— До свидания, — ответил Дымов-старший, а его сын повернул морковное от катания на лыжах лицо и заговорщицки подмигнул Вове.
Володя сделал несколько шагов к подъезду и обернулся. Дымовы шли все той же веселой походкой, и Володе снова захотелось пойти рядом с ними.
«Наверное, хорошо идти рядом с отцом», — подумал он и пожалел, что никогда не узнает что это такое.
На скамейке
После работы я всегда иду до метро пешком. Я прохожу мимо булочной, от которой разносится манящий запах свежего хлеба. Я замедляю шаги, чтобы подольше вдыхать этот волнующий запах.
Проходя мимо магазинов, я всегда удивляюсь обилию времени, которое люди затрачивают на то, чтобы чуть лучше одеться, чтобы от них чуть лучше пахло, — словом, делают то, что соответствует выражению «быть красивым». Откуда это стремление блеснуть одеждой, цветом губной помады — и при всем том никогда нет очереди в Пушкинский музей, если, конечно, как говорят сейчас, «туда не привезли престижной выставки».
Я захожу в книжный магазин — это моя маленькая цель. Я люблю книги — даже вид их доставляет мне физическое удовольствие. Мне кажется, что они живые и пристально наблюдают за нами. Кого-то из посетителей они впускают под свои обложки, а кого-то выпускают, чтобы те продолжили жизнь, которую вели на страницах книг. Заглавия гипнотизируют меня. И мне хочется иметь все эти книги дома, чтобы постоянно смотреть на них и молчать вместе с ними, чтобы прожить жизнями всех людей, о которых говорится на страницах.
Рядом с книгами мне лучше, чем рядом с людьми, которые меня окружали сегодня. Какой-то свет пронизывает меня, когда я гляжу на книги, — может, это и называется благодатью?
Взгляд мой начинает плутать по окружающим лицам, останавливается на продавщицах, и мне кажется странным, что книгами — торгуют. Книги и торговля — понятия, ничего общего не имеющие, разве можно торговать книгами, ведь они — души тех, кто написал их. Книги и торговля: первое слово — все из нервов, второе — чересчур плотское. Представляю, как волнуются книги, думая, в чьи руки им предстоит попасть. И мне порой самому хочется быть книгой, стоять на полке, думать…
Выйдя из магазина, я перехожу узкую улочку и погружаюсь в переулок, дохожу до его устья, и мне радостно делается от мысли, что за этим переулком начинается другой и снова можно будет брести по узкому тихому тротуару, разглядывать старинные дома и думать о людях, которые жили здесь прежде и которые живут теперь. И дома кажутся мне книгами, а стены, лестницы, окна, подъезды — их страницами, только смысл, заключенный в них, мне неясен, но я чувствую, что разгадаю его, и разгадыванье приятно и увлекательно мне…