Стоя у сосны, он почувствовал на уровне лица запах смолы, нашел пальцем утолщенье и провел по застывшей гладкости дерева. Отколупнул засохшую смолу и с удовольствием вдохнул сладкий запах. Корни сосны выступали из земли, словно им надоело заниматься своей работой в глубине. Матвей ждал, прислонясь к сосне, спиной чувствуя ее шершавое тело. Пахло мхом и грибной сыростью.
Шорох — Ольга осторожно проходила под окнами общежития. Ее опережала тень. Ольга вошла в лес и, не увидев Матвея, тихо свистнула. Она была необходима, мила, вся — ожидание, нежность, лунный свет.
Он откликнулся ей.
— Не опоздала? — она прильнула к нему, тепло дыша. — Матвейчик, как соскучилась по тебе за день. — И заглянула в глаза: не осудит за честность?
Под его рукой упругая кожа ее лица была немного влажной. Чуть заметно прикасаясь, он водил пальцем по неглубоким морщинам ее высокого лба. Он проводил пальцем по мягким бровям.
Матвей поцеловал один глаз, другой. Ольга замерла. И, проведя рукой по его волосам, спросила мягко — Ты, наверное, злой? Смотри, какие жесткие волосы.
— Злой, как Карабас Барабас.
— А где борода?
— Дети сбрили, пока спал.
— А знаешь, что у меня есть?
— Где?
— В руке.
— Лягушка?
— Фу… Не пугай так.
— Книга?
— Ты умеешь читать в темноте?
— Сдаюсь.
— Гляди, какой апельсинище я тебе принесла.
На ее руке светился большой, еле уместившийся на ладони плод.
— Чисть. — Апельсин перекочевал к нему в руку. Он был тяжелый. Снятая толстая кожура запахла детством.
— Тебе первую дольку.
— Первую — поровну.
Апельсин быстро уничтожили.
Она спросила:
— А если бы я не пришла, что бы ты стал делать?
— Ждал бы до утра.
— Давай пойдем в поле.
Плотно падал лунный свет, и можно было различить на дороге камешки.
Спало поле. Запах скошенного сена был сильнее, чем днем. Зарницы летели к земле.
Она сжала его руку:
— Почему так много зарниц?
— Слетаются посмотреть на тебя.
— Лесть — порок. Будем надеяться, что он единственный у тебя.
— А вот и ты льстишь.
— Ничья — по порокам.
Виднелись два стога. В темноте они казались огромными. Не сговариваясь, направились к ним — точно были одно существо.
Как только они попытались забраться на стог, он стал недовольно осыпаться. Тогда они легли на маленький стожок, который был незаметен издали. Два больших стога и маленький — словно два родителя, вышедших с ребенком на прогулку.
Под их спинами шуршало сено. Почему говорят, что нервные клетки не восстанавливаются? Они восстанавливаются вот в такие лунные ночи. Потому и не уставал Матвей днем.
Ольга лежала тесно прижавшись. Пропала сила тяжести, они будто летели параллельно звездам. Пробежал ветерок — ток между небом и землей.
Ольга взяла его руку, погладила пальцы. Он закрыл один глаз, потом другой, и звезда перебежала с одного места на другое.
— Какие у тебя тонкие и сильные пальцы.
Ее волосы пахли сильней травы, и он зарылся в них.
Он подошел к Ольге на поляне. Так хотелось увидеть ее! Дети играли в «ручеек». Ольга, Мила и еще одна воспитательница сидели на одеяле. Тут же стояли три чайника. Жара — и дети подбегали то и дело пить. Приблизились два мальчика и обратились к Матвею:
— А тебя как зовут?
— Матвей.
— А ты сено ешь?
Ольга улыбалась, мальчишки ждали ответа.
— Ем.
— Неси, Вовка, сено, — обрадованно крикнул один из ребят своему другу.
Очень быстро около Матвея появилась охапка сена. Все с интересом смотрели на него. Ему стало жалко себя.
— Ешь, дядя Матвей.
— Ешь, Матвей.
— Тоня, тут дяденька сено есть будет, иди сюда.
Радостные голоса звенели в воздухе.
— Ешь, ешь, дяденька, не бойся. Мы тебе еще сена принесем. Вон его сколько, — сказал один из зрителей, указав на знакомые Матвею стога.
— Приятного аппетита, — пожелала Ольга.
— Сено так в рот и просится, — прокомментировала происходящее Мила.
«Жаль, что нельзя превратиться в корову», — подумал Матвей. А вслух сказал:
— Как же я могу сухое сено есть? Запить нужно.