А как замирало мое сердце в зимних березах, боясь спугнуть первые снежинки и не уставая следить за тем, как хлопья расталкивают темноту.
Мне кажется, что каждый человек хоть один раз в год на целый день должен оставаться в лесу в одиночестве. Деревья лечат от всего на свете.
Но мало кто может пробыть в лесу в одиночестве хоть один день.
Где-то я слышал, что мы одушевляем деревья. С таким же успехом можно сказать, что мы одушевляем человека. Деревья имеют душу, как и люди, они живые… И когда я вижу весной, как просыпается дерево и ласковый, чуть слышимый, запах самых первых листьев плывет ко мне, я чувствую, как дыхание деревьев кормит мои легкие, как они благодарно вздымаются, и счастье родства с лесом заставляет меня осторожнее ступать на молодую траву. И если долго стоять на одном месте, то начинает казаться, что ты — дерево, и боязно сдвинуться с места, и вот-вот услышишь шелест собственных листьев и пение птицы на ладони.
Я всегда относился к деревьям как к одушевленным существам и никогда не думал над тем, почему я к ним так отношусь. То, что они одушевленны, было естественно для меня, как одушевленность человека. Они были красивы, а красота — всегда одушевленна. Мудрость заключается не в том, чтобы понять красоту, а в том, чтобы поверить в нее. В лесу я находил то, чего не видел в людях, — понимание, точно я был частью леса, а мое сердце было сердцем березы, лесной травы. Лес не мог предать, обмануть, он всегда был мудр. Еще в детстве, когда я не мог выезжать за город и был знаком только с городскими деревьями, меня поражала какая-то обреченность в них, и, хотя они не двигались, напоминали мне зверей зоопарка. Я хорошо чувствовал, что городские деревья страдают, и не мог подходить к ним близко при свете дня, — казалось, они обдавали струями ненависти тех, кто травил их отработанным бензином. И только в темноте струи эти исчезали. Когда одноклассники приносили в класс веточки и радовались им, меня поражало — как они не чувствуют боли этих веток, отнятых у материнских стволов.
Летом, когда зеленое облако радости стояло над лесом, я ловил светлые мысли деревьев. У них не было слов, но они обменивались друг с другом думами, и я чувствовал их.
И кусты — как колчаны стрел. Вот сейчас оперятся они листьями, лягут на крепкую упругую паутину, и кривая сосна станет луком, и полетят стрелы во все концы света.
Лес обнажал мою душу до дна, ничто не мешало мне здесь быть самим собой — ни взгляды посторонние, ни праздные слова окружающих. Мне всегда казалось, что у деревьев есть выражение, какое бывает у думающего человека.
В лесу я люблю встречать приход звезд, когда они проклевываются сквозь темноту.
По вечерам звезды над лесом горят так умно, сознательно, словно они думают о нашей жизни. Вечером в городе вообще становится как-то странно, пусто. И когда тишина плотно окутывает дома, хочется улететь куда-нибудь или ходить среди ночи, подчиняясь лунному свету. Кто сказал, что лунатики больные люди, а мы здоровые? Может быть, на самом деле все наоборот. Когда я думаю о людях, мне приходит странная мысль: если бы каждого снимать в течение месяца скрытой камерой все время, а потом показать часть кадров, то нетрудно было бы доказать, что каждый человек сумасшедший. Мы льстим себе, говоря, что можем анализировать свои поступки, поэтому делаем много глупостей, да и вообще порой приходит в голову мысль, что человек ум свой не расходует. Днем, окруженный людьми и погруженный в заботы, человек забывает о своих сокровенных мыслях, и они мстят за себя ночью, добавляя грусти.
Если бы у меня была возможность жить где-нибудь в лесу — я не сомневался бы в том, что моя жизнь прошла счастливо. Но привычки сильнее нас: каждый день я встаю в одно и то же время и тороплюсь на службу в узкую душную комнату, где женщины сплетничают и делятся секретами интимной жизни, мужья повествуют о женах и все недовольны начальством, но всегда довольны собой. Как знать, может быть, единственный путь человека к счастью заложен в исполнении изначальных порывов — в них есть глубинный смысл, в который мы не хотим вдуматься.
Городские деревья — бедные родственники лесных братьев и сестер; в них нет свободы, а скворечники только усугубляют картину, отучая птиц от необходимого, заложенного в них природой труда.
Один мой знакомый — охотник, и случается, что он приносит домой убитую утку или зайца, и это самые счастливые дни в его жизни — ни встречи с женой после командировочной разлуки, ни первая любовь, ни дни рождения, а именно охотничьи дни. Под его влиянием я тоже стал ходить на охоту.