Моя странная перемена оказала влияние на сослуживцев — внезапно у многих из них появились незамужние дочери, племянницы, внучки…
Скоро я женюсь.
А ружье я продал первому же человеку, пожелавшему его приобрести.
Я уверен, что пуля помнит ствол, и как знать… впрочем, лучше предоставить все судьбе.
Больше всего на свете не хотел бы я вновь стать владельцем ружья.
Опять ты не спишь
Всю ночь лил дождь, и ему не спалось. Дождь питал его нервы, и те жили отдельной жизнью.
Он надел рубашку и вышел на балкон. Был июль, и ночь была такой теплой, какой только могла быть в эту пору.
Он подставил лицо косым струям, и несколько капель проникли в рот. Они были безвкусны.
Он услышал шорох за спиной, ощутил прикосновение женщины, но не обернулся.
Огромный город лежал перед ним. Крыши домов были опущены — дома прятались под ними. Было одиноко и хорошо. Казалось, что завтра утром дома расправят крыши, отряхнут последние капли, которые ленивые лучи не успели слизать, и разлетятся.
Он подумал, что в городе было сейчас только три человека, кто не спал, — он, она и дождь, но потом решил: нет, всего лишь двое. Именно двое: он и она — одно целое.
Он был свободен с ней, как не был свободен никогда в жизни. Может быть, только в раннем детстве, когда он не осознавал своих поступков. Рядом с ней он мог произнести вслух все, о чем думал.
Мысль его коснулась образа жены, которая тоже спала в этом городе и не знала, что он прилетел еще вчера. И он подумал: как много сил тратит человек на то, чтобы склеить старую посуду, когда владеет новой. В самом деле — та сила, которая уходила на постоянное склеивание старого и ненужного, могла быть потрачена на любимого человека.
И он коснулся губами руки любимой, и почувствовал холод ее кожи, и увел ее в комнату.
Было радостно нырнуть в накопленное под одеялом тепло.
У него не было чувства, что он предает жену, хотя многие назвали бы это предательством. «Нельзя предать то, к чему не питаешь искренней любви», — сказал он себе.
Она лежала рядом, наливаясь животным теплом. Он чувствовал ее колени, прижатые одна к другой, и решил, что ночью слова не нужны. Слова — плоды дня.
Он шевельнул рукой, и она поняла его жест, приподняла голову. Он подложил ладонь под ее затылок, и они лежали, изучая глазами темноту и слушая молчание друг друга. Их соединяла переполненность души, которая появлялась в них, только когда они были рядом или думали друг о друге.
Дождь кончился.
Много эмоций поглощали мысли. Его ум и душа были неразделимы. Он завидовал иногда людям, у которых все было наоборот. Но он не хотел бы стать таким, как они. Его жизнь в реальности и мечтах была одинаково ценной для него.
Жена зевнула во сне, что-то произнесла. Он отвернулся от нее и сделал это слишком резко: она проснулась.
— Опять ты не спишь, — сказала она и отвернулась к стене.
И снова счастливо уснула.
Почему вы не летаете по ночам?
Иногда я просыпаюсь ночью. Не знаю почему. Может, среди моих предков затесался лунатик? Может, я устал от работы — и самая банальная бессонница подкараулила меня? Важно, что в часы вынужденного бодрствования я узнал Луну.
Я просыпался и видел только ее. Она светила так, словно ни один космонавт не ходил по ней. Она осталась Луной и жила своей жизнью. Мы смотрели друг на друга, и я успокаивался.
Постепенно я привык к бессоннице. Мы не любим ее лишь потому, что существует предвзятое мнение, будто она вредит здоровью. Чем?!
Есть какой-то счастливец, кажется в Испании, который вообще не спит. Единственное, ради чего стоит засыпать, — это сны. Но они так редки…
Может, люди не любят бессонницу потому, что не любят оставаться наедине с собой?
Были и у меня времена, когда я не боялся совести. Это было очень давно. Сейчас я думаю, что это было не со мной. Сейчас, когда совесть поднимает меня ударами сердца с постели, я судорожно включаю ночник и начинаю искать снотворное. Я не люблю бесед со своей совестью, а ей все не терпится поговорить со мной посреди ночи. Нет уж, дудки.
Снотворных в мире становится все больше, ученые изобретают все более сильнодействующие препараты. К чему?.. Все равно не спастись… Людям все хуже спится на свежих, накрахмаленных простынях. А было…
…я садился в кресло, предварительно вынеся его на балкон.
Мне кажется, что ночная тишина пронизана мыслями, — кому принадлежат они? — бог весть. Да и важно ли это? Они неуловимы, но сами они могут слететь к тебе. Даже ощущение их близости рождает в душе неназванный покой. Может, ожидание этого покоя и тянет меня по ночам на балкон, и выражение ночных домов такое, словно они чего-то ждут от меня.