По небу проплывало облако, и мне казалось, что верхом на нем катила одна из моих новых приятельниц. Я провожал облако глазами, ожидая: вот-вот качнется воздух — и я увижу ту, которой меня пугали в добропорядочных сказках. Но тишина окружала меня, теплая и беззвучная. И я думал о том, что мы знаем, как устроен атом, но так и не научились у птиц летать. Иногда мне казалось, что в мире существует множество миров, но каждый из них живет сам по себе и ничего не знает о других.
И тут, словно подтверждая мои мысли, раздавался изящный звук. Я не могу объяснить, почему я употребил это выражение, может быть, от предчувствия чего-то необычайного, хрупкого… Я поднял голову, — ожидание мое материализовалось: передо мной сидела ведьма. Нет, не могу я избавиться от унизительного мнения, что в ней должно быть что-то ужасное, может, благодаря этому она казалась еще необычней, чем была. Как бы вам это объяснить?..
Вскоре рядом с ней прибалконилась и другая, и третья.
Когда волнение мое улеглось, — мне казалось, что я его удачно скрыл, — одна из них сказала, кивнув на мой заметный животик:
— Какой аполлонистый мужчина.
И они дружно рассмеялись, так что только чудом не разбудили соседей. Представляю, что бы обо мне говорили наутро. Я думал, что от их смеха проснется весь город и завтрашние газеты выйдут с афишными заголовками о сегодняшней ночи. Но все вокруг было тихо и как-то обыденно: балкон, кресло пенсионного возраста, пожарная лестница, которая после моих новых знакомств казалась мне лестницей в небо.
Я вижу, что гостьи настроены фривольно, и перехожу на их тон.
— Что вы такой сумрачный? — спрашивают меня.
— Вышел на работе из себя и до сих пор не вернулся обратно.
Они одобрительно улыбаются, и тут одна из них прогнала улыбку с лица:
— Не делайте из мухи слона.
— В квартирах нынешних размеров никто на это не решится.
— Вы не храните деньги в носках? А то у нас в полете все вышли.
— Хранение денег в чулках изнашивает последние, а у меня их не так уж много.
— Мы слышали, у вас намечается командировка? Уезжаете! Вот уж порезвимся у вас на балконе.
— Вся жизнь — короткая командировка, где суточные приходится добывать самому.
Они улыбаются, и мне кажется, что эта улыбка относится ко мне, но, может быть, я льщу себе.
— Вы не были сегодня в красном уголке на лекции о любви? — жеманно спрашивает меня невысокая ведьма с довольно полной грудью.
— На лекции о любви ходят одни эгоисты — им хочется любить себя еще больше.
— Какая истина!
— Истина — это ложь, припертая к стене, — продолжаю я, двигаясь по скользкой дорожке афоризмов, по которой я часто ходил, когда общался с ведьмами.
На мой ответ раздается гомерический хохот, вынуждающий меня приложить палец к губам.
Отдохнувшие и не привыкшие к такому диктату знакомки разлетаются по делам, послав мне воздушный поцелуй. Он долетает до моей щеки, и я чувствую легкое прикосновение ветерка. Как мне хочется полететь за ними! Я даже приподнимаюсь в порыве с кресла, но унизительная сила тяжести прибила меня к земле. Я потерянно смотрю им вслед, и в душе моей наступает тишина обреченного. Я слушаю ее, и нет во мне жалости к себе, а лишь отчаяние. С таким чувством узнает человек, что он лишен зрения или слуха. Пора, пора ученым открыть шестое чувство. Глядя раньше на птиц, я равнодушно думал: полетать бы, — но эта мысль по эмоциональному заряду не превышала такую, скажем, банальную мысль, как «поесть бы», но теперь я чувствовал, что это доступно мне, это должно быть! И относился к способности летать так, будто она была у меня отнята. Прежде мне нравилось частенько пикироваться с ночными гостьями, было приятно, что они улыбаются или смеются, — существуют ли несамоуверенные мужчины? — но в последнее время у меня пропало желание веселиться, видеть многих подруг, ходить с ними в кино. Все это девальвировалось внезапно, и я обеднел. Почему? Не хочется над этим задумываться. Может, потому, что девочки эти одинаковы, словно сделанные одним кукольным мастером. Иногда мне казалось, что ведьмы вырезали их на станке из бревен и вдохнули в них жалкую жизнь и три сотни необходимых слов для выражения того, что с некоторой натяжкой можно назвать мыслями или чувствами.
Еще две незнакомки садятся на край балкона, покачивая круглыми бедрами, на ногтях — свежий лак. «Женщины есть женщины, даже если ведьмы», — улыбаюсь я про себя.
— Почему вы не женитесь? — спрашивает первая.
— А чем отличается одиночество любви от одиночества семейной жизни? — парирую я.