Они говорили с Петькой междометиями, знаками и отлично понимали друг друга. Когда издали раздался призывный рев, Андрей Ильич догадался, увидев улыбку Петьки, что это Нежданка. Поднявшись, они увидели у копешки сена на другом берегу двух молодых лосей — самца и самку. Самка стояла впереди, у самого берега, и, подняв тупоносую морду, глядела на лодку.
— Нежданка! Нежданка! — позвал Петька.
Лосиха замычала на этот раз тихо и успокоенно, а лось попятился и стал под деревом.
Петька разделся, достал из сумки горбушку хлеба, круто посыпанную солью, и, подняв ее над собой, соскользнул в воду и поплыл, загребая одной рукой.
Он плыл по самой глубине, не смущаясь расстоянием до берега, довольно значительным, когда плывешь наискось, почти по диагонали, и держал над собой посоленный хлеб, чтобы его не замочить.
По мере удаления от берега он плыл все медленней, а примерно на середине пути (устал, что ли?) неловко перевернулся на спину и окунулся с головой. Наверно, он хлебнул при этом воды, потому что тотчас повернулся на живот и растерянно забил ногами, развернувшись прямо к берегу.
— Нежданка, Нежданка! — донесся его испуганный голос.
И Андрей Ильич, едва уловив этот голос и еще не поняв его значения и смысла, был уже в лодке и летел по озеру стремительно и неудержимо, как пожарная машина, крича во все горло: «Держись, держись!»
И этот крик и Петькин зов словно бы разбудили равнодушное спокойствие древнего озера и леса, оживили их тишину, и она отозвалась тревожно-озабоченным эхом.
Андрей Ильич греб изо всех сил, весла изгибались от резких рывков, и вода расступалась перед лодкой широкими усами.
Нежданка вошла в воду почти сразу же после зова своего кормильца, и он выплыл, обняв ее за шею, и уже кормил хлебом и гладил, когда лодка ткнулась носом в берег, осыпав на себя куски глины.
— В сеть ногой попал, чуть не запутался, — сказал Петька. — Вы поезжайте, а то она вас боится. Я берегом приду. И как это я забыл про сеть?! Говорил же батька…
Андрей Ильич поехал обратно, недоверчиво глядя, как лосиха трется горбоносой мордой о мокро-блестящее плечо Петьки, а лось стоит под деревом в отдалении и терпеливо ждет, сторожко поводя ушами.
Черт знает что, как во сне. В сказочном невероятном сне. Озеро, лоси, сеть, мальчонка, древняя опасность утонуть. Андрей Ильич еще дрожал от возбуждения, опасливо глядел на берег и чувствовал, что он готов броситься к Петьке, если настороженный лось пойдет к нему. Эта его тревога и озабоченность не улеглись и потом, когда Петька возвратился и они стали варить уху. Он боялся, как бы мальчонка не обварился кипятком, не обжегся в пламени костра, не порезался ножом, когда чистил рыбу. И хотя это было смешно — Петька лучше его знал такую работу, — он тревожился и чувствовал, что судьба мальчишки ему не безразлична. И вместе с этим чувством пришло ощущение своей силы и способность сделать все в решительный момент.
А Петька сидел на траве, чистил ножом рыбу и рассказывал, что позапрошлой весной старую лосиху задрали волки, а лосенка отец разыскал в чаще, и Петька долго выпаивал его коровьим молоком, а осенью, когда лосенок подрос, выпустил в лес. Всю зиму Нежданка навещала дом лесника, а нынешней весной Петька перенес встречи на озеро. Когда он бывает занят и не является, Нежданка зовет его, а не дождавшись, приходит домой и сердится, не хочет брать хлеб.
Он давно уже успокоился и легко перешел на прерванный в обед разговор о транзисторном приемнике и перпетуум-мобиле и опять увлекся, пообещав доказать Андрею Ильичу возможность постройки вечного двигателя.
Андрей Ильич слушал его, подкладывая в костер сухие сучья, и улыбался. Вот с таким же наслаждением он слушал доклад прославленного ученого на конгрессе. Вещи несопоставимые, разумеется, но вот же не знаешь, что такой пустяк доставит тебе радость и, следовательно, окажется значительным.
Потом они сидели в шалаше на земляной, застеленной сеном скамейке и хлебали деревянными ложками из ведра дымящуюся уху. Уха была ароматной, с дымом костра, с душистым укропом, а тут еще примешивались запахи трав, цветов, свежесть лесного и озерного воздуха. И во всем этом: в еде, и в чистом воздухе, и в запахах — была добротность, прочность здоровой уверенной жизни.
После ужина Петька посыпал крупную рыбу солью и достал свою смятую тетрадь.
— Вот чертежи моего двигателя, посмотрите, пока светло.