Моя мать стоит в стороне, прижимая руки к груди, по ее лицу текут слезы.
Подтверждение.
Джаспер берет меня за плечи и наклоняется, глядя мне прямо в глаза.
— Я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так. В его голосе — мука, гравий и сера. — Боже, Эверли, мне так жаль.
Я вырываюсь из его объятий и падаю на кровать. Меня трясет, я дрожу с головы до ног. Время искажается, зрение затуманивается.
Я слышу крик, и мне кажется, что это мой, когда в палату вбегают медсестры словно в черно-сером, лишенном цветов тумане. Руки тянутся ко мне, лица расплываются, к носу и рту прижимают кислородную маску. Мои рыдания приглушенно звучат в ушах, когда кто-то берет мою руку и сжимает. Моя мама. Она рыдает, ее горе смешивается с моим, и это все, что я чувствую.
Горе.
Невыносимое горе.
— Нет, — кричу я сквозь маску, когда игла вонзается в мой локоть. — Нет!
Мой муж.
Мой муж и моя лучшая подруга.
Они вместе.
Медсестра удерживает меня, пока другая возится с капельницей. Я бьюсь и кричу, рыдаю, слезы застилают мне глаза.
Я просовываю руку под подушку и сжимаю синий гитарный медиатор, сворачиваясь в клубок и содрогаясь от душераздирающей боли. Лекарства текут по моим венам, делая все возможное, чтобы успокоить мой агонизирующий разум. Это не может быть реальностью. Я променяла один кошмар на другой.
Когда мои крики ослабевают до всхлипывания, я вспоминаю как почувствовала, что потеряла его, пока успокоительные препараты уносят меня прочь. Я вижу это в совершенно новом свете, мой самый большой страх оживает в ярких красках.
Джаспер и Эллисон стали жить дальше. Оставили меня позади, как призрак, привязанный к месту, которое больше никто не посещает.
Теперь я понимаю — мир не забыл обо мне.
Но они забыли.
ЧАСТЬ 2
ЖИЗНЬ — ЭТО НЕОБРАТИМЫЙ ПРОЦЕСС, И ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ БУДУЩЕЕ НИКОГДА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОВТОРЕНИЕМ ПРОШЛОГО
— УОЛТЕР ЛИППМАН
ГЛАВА 33
На следующий день с перевязанной рукой и гудящей головой я следую за папой в его кабинет, горя желанием рассмотреть свое таинственное сокровище. Оно должно быть крутым — я это заслужил.
В конце концов, вчерашнее приключение привело меня в отделение неотложной помощи с растяжением запястья, этой ужасной повязкой и легким обезвоживанием. Как бы мне ни хотелось сразу же по возвращении отправиться в лабораторию, мама и папа настояли на том, что я не в состоянии играть в детектива, пока не отдохну.
Закрывая за собой дверь, я слышу, как звук эхом разносится по светлому, стерильному кабинету, где пахнет латексом и научными экспериментами. Вся комната кажется серьезной, как место, где раскрываются вековые тайны.
И, стоя посреди нее, я почти уверен, что вот-вот разгадаю одну из них.
Папа осторожно, чтобы не повредить каркас, ставит шкатулку на свой массивный дубовый стол. Грязь падает с боков, осыпаясь на папки из плотной бумаги, но верхняя часть по-прежнему покрыта толстым слоем грязи.
Мой взгляд останавливается на буквах, вырезанных на дереве: FOREVER.
Определенно подозрительно.
В то время как моя младшая сестра больше заинтригована нитями паутины, свисающими со шкатулки, я сосредоточен на содержимом. Она старая, из тех вещей, которые пахнут сырым деревом и секретами. Миниатюрный гроб.
Я наблюдаю, как отец изучает ее, глаза слегка прищуриваются, как будто он анализирует данные, переключаясь туда-сюда между предметом и своими мысленными заметками, как будто собирает воедино кусочки головоломки, которые видит только он.
— Что, по-твоему, внутри? — спрашиваю я, опираясь бедром о стол. — Старые любовные письма? Драгоценности? Мумифицированное тело?
Шкатулка не настолько большая, чтобы вместить тело, но там может быть голова.
Может быть, бедренная кость или две.
Папа усмехается, затем бросает на меня косой взгляд и проводит рукой по копне своих вьющихся каштановых волос.
— Почему у меня такое чувство, что ты хотел бы, чтобы это было последнее?
— Потому что я твой сын, а у тебя самая крутая работа в мире.
Его выражение смягчается, на лице проступает задумчивость.
— Это не всегда так. — Он потирает ладони и вздыхает, кивая на что-то в другом конце комнаты. — Подай мне вон тот набор инструментов. Тот, что с мелкими алмазными насадками.
Я беру изящный кейс и ставлю его на стол.
Отец выбирает инструмент с тщательностью хирурга, устанавливая на место тонкий резец.