В конце концов, я — дьявольское отродье. Мне не позволяли забывать об этом.
Мои заплывшие глаза поднимаются к маленькой красной лампочке в углу потолка. Она мигает, насмехаясь надо мной и напоминая, что у меня есть аудитория, словно я занимательная букашка в банке с крышкой.
Она была здесь.
А теперь ее нет.
С этой мыслью контроль, за который я изо всех сил держался своими окровавленными кулаками, ускользает, и я взрываюсь.
— Вы, гребаные ублюдки, мать вашу! Да пошли вы! ИДИТЕ НА ХУЙ! — Я бью цепью по плитке, по кровати, по стене, мой голос ревет у меня в ушах, разносясь по комнате. Даже когда мои голосовые связки готовы сдаться, а все мое сломанное тело протестует, я не останавливаюсь.
Эта ярость направлена не только на моего похитителя, она адресована каждому, кто пренебрег моими инстинктами.
Она касается и меня.
— Сукин сын. Ты, гребаный… — Я уже почти не слышу себя, мои чувства заглушает стук сердца. Моя голова. Мой гнев.
Если бы я мог извергать огонь, я бы сжег это проклятое место дотла, стоя в его центре, и одному богу известно, что от меня осталось бы после этого. Может, я бы превратился в кучку пепла и рассыпался в прах. Может, мне бы чертовски повезло.
Я кричу до тех пор, пока мне не становится сложно дышать. Пока мои конечности не становятся такими же полезными, как холодная лапша рамен, отягощенная железными цепями, а грудь не сжимается под тяжестью неудачи.
После долгих лет борьбы за справедливость я вынужден сидеть в камере и выкрикивать бессмысленные угрозы, пока безумный бизнесмен играет с бесчисленным количеством жизней. Потому что все шестьсот семьдесят дней, что я отслеживал эти исчезновения, моя интуиция подсказывала мне, что все они связаны между собой.
Оказывается, я был прав.
— Черт! — Повернувшись к стене, я снова и снова бью по ней ладонями. Они горят так, будто я разорил пчелиный улей, а от напряжения в плече у меня перед глазами все расплывается, но это ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить ей.
Если бы я мог спасти ее, я бы с радостью поменялся с ней местами. Возьмите каждую частичку боли и страха и умножьте их на сотню. Утопите меня в них навечно. Я заслужил это.
Я рожден для этого.
Но Сара…
Я почти уверен, что она была ангелом, посланным на эту землю, чтобы уравновесить тьму, из которой я был создан. Она вторглась в мой холодный мир, привнеся в него свет, сострадание и музыку. Достаточно, чтобы заполнить пустоту, существующую внутри меня, — или, по крайней мере, залатать ее настолько, чтобы я впервые смог дышать. Если бы она не вмешалась, я бы покончил с собой много лет назад.
А потом ее забрали, и это моя вина.
Опираясь руками о стену, я перевожу дыхание и замечаю, в каком состоянии она находится — на ней сколы и вмятины, некогда белая краска поцарапана и потеряла свой цвет. Сколько людей царапали эту стену, бились о нее и бормотали свои последние признания?
Повернувшись спиной, я сползаю вниз, пока не падаю на пол, позволяя тяжелой цепи звякнуть о плитку. Руки трясутся от желания закурить. Я откидываю голову назад.
Если быть честным с самим собой, то на самом деле мне хочется чего-то покрепче.
Казалось бы, безопасно признаться в этом сейчас, когда я заперт здесь и не могу получить доступ к своему любимому яду. Но это все равно похоже на кощунство.
Словно я плюю на ее безымянную могилу… где бы она ни находилась.
Я с шипением выдыхаю сквозь зубы. Я так долго был пуст внутри, что потеря этой искры надежды ранит сильнее, чем пустая реальность, с которой я смирился давным-давно.
На самом деле я знал, что она мертва. Я не какой-нибудь витающий в облаках родственник, питающий иллюзорную надежду, что мой любимый человек будет найден живым и невредимым спустя годы. Работа детектива рано подавляет наивный оптимизм, а я с самого начала не был склонен его испытывать. Речь всегда шла о том, чтобы найти виновного и восстановить справедливость.
До того момента, пока девушка по ту сторону стены не назвала мне свое имя.
Тук, тук, тук.
— Ник?
И вот она снова.
Стоя перед этой чертовой камерой наблюдения, я осознаю, что за каждым срывом, разговором и вспышкой эмоций наблюдает социопат, который, не колеблясь, использует это против меня. Мне нужно держать под уздой вспышки гнева, пока я не привлек к себе слишком много внимания и не раскрыл свое прикрытие. Это единственное, что у меня есть на данный момент, как бы смешно это ни было. Ник Форд — это лицо, за которым я могу спрятаться, пока нахожусь здесь.