Она избавляет меня от слов «я же тебе говорила». На самом деле она молчит несколько минут, пока я дышу через нос как можно спокойнее, прислонившись головой к стене. Мои веки такие тяжелые, что я перестаю пытаться держать их открытыми.
— Почти никто не помнит о моем исчезновении. Это было так давно…
Мой подбородок падает на грудь, и, когда я резко просыпаюсь, в голове снова начинает пульсировать. Я заставляю себя открыть глаза. Мне нужно сделать так много всего прямо сейчас. Мне нужно оценить, смогу ли я обнаружить слепые зоны для камеры, осмотреть раковину и унитаз на предмет деталей, которые я мог бы демонтировать и использовать. Придумать конкретный план.
После того как я всю свою взрослую жизнь страдал бессонницей, есть какая-то ирония в том, что мое тело решает отключиться именно здесь.
— Как будто мир движется дальше, — бормочет она, ее голос затихает по мере того, как я удаляюсь. — Но для меня… время остановилось, когда я вошла в эту комнату.
ГЛАВА 7
Ослепительные лампы дневного света, как всегда, будят меня. Сегодня им помогают крики женщины из камеры напротив.
— Не трогай меня! — кричит голос. — Не прикасайся ко мне, черт возьми!
Мое сердце замирает.
Остатки сна улетучиваются, когда я вскакиваю на ноги и бросаюсь к огромной металлической двери, прижимаясь к ней ладонями и лбом. Серая и холодная. Стерильная.
Я сгибаю пальцы, ногти царапают поверхность.
— Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня… остановитесь! Боже, прекратите!
— Какого хрена? — раздается голос Ника, за которым следует удар кулаком. — Кто это?
Я сглатываю.
— Я не знаю.
— Что?
— Я не знаю, — повторяю я громче. — Сиди тихо.
Он так и делает.
Мои веки опускаются, когда я прижимаюсь ближе, желая дотянуться до нее. Тошнота захлестывает меня и оседает в желудке, пока я слушаю, как она умоляет сохранить ей жизнь. Я не уверена, кто там с ней, поскольку видела лишь несколько человек, которые входили и выходили из этой комнаты.
Хранитель времени. Роджер. Медсестры. Рыжеволосый парень — Ник сказал, что его зовут Дольф.
Однажды я видела доктора, который навис надо мной, когда я лежала после наркоза, вытянувшись на холодном стальном столе, с закрепленными в фиксаторах ногами. Редкие пряди совершенно белых волос украшали его голову по бокам, оставляя макушку лысой, а уши торчали из головы, как паруса, ловящие ветер на потрепанном корабле. Он был мерзким и похожим на крысу, но в тот момент я чувствовала себя крысой. Научным экспериментом. Ничем иным, как уязвимым существом, находящимся во власти его пристального взгляда, и лишенным всяческого достоинства.
Мое ухо по-прежнему прижато к двери. Крики таинственной женщины переходят в душераздирающее рыдания, и до меня доносится низкий, незнакомый голос.
— Она идеальна.
— Фантастика. — Хранитель времени. — Я так и думал, зная ваш тип.
Другой мужчина издает сдавленный смешок.
— Как быстро мы сможем это сделать?
— Я подготовлю ее через десять минут. Сначала мы позаботимся об окончательном расчете.
В сердце молнией ударяет ужас.
Десять минут.
Почему у меня есть годы, а у этой женщины — всего десять минут?
Я гадаю, сколько осталось Нику, когда меня настигает какофония ужаса и шума.
Панический визг женщины. Далекие удары и мучительные крики, доносящиеся из других камер. Мое бешеное сердцебиение душит меня.
— Боже мой, пожалуйста! Нет, пожалуйста, нет!
Шаги. Бормотание. Тошнотворный смех.
— Какого черта! Какого ч…
Ее голос обрывается, а затем раздается громкий удар.
Я представляю, как ее тело падает на землю.
Я отхожу от двери и провожу руками по своим отросшим волосам, цепляясь ногтями за спутанные пряди. Стук и грохот стихают, и жуткая тишина сменяет саундтрек из фильма ужасов.
Ник молчит, что меня удивляет.
Я привыкла к крикам, стенаниям и бессмысленным угрозам — особенно со стороны пленников-мужчин. Они никогда не задерживаются надолго. И чем громче они кричат, тем меньше у них времени. Учитывая сдержанный нрав Ника и его склонность к неуместному сарказму, часть меня задается вопросом, не проходил ли он через нечто худшее.
Это невозможно.
Я подхожу ближе к разделяющей нас стене, мой нос в дюйме от нее.
— Ты послушался меня, — говорю я ему. — Ты вел себя тихо.