— Чедвик… — Облизнув губы кончиком языка, Алессандра опустила взгляд к его губам. Внутри у нее все сжалось от желания. — Тебя когда-нибудь целовали?
С любопытством ожидая, к чему это приведет, я откидываюсь назад и позволяю интонациям ее голоса увлечь меня за собой.
— Его кадык дернулся, он закрыл глаза. Когда он снова открыл их, его рука двинулась вверх по ее руке, мимо плеча и запуталась в каштановых кудрях. Сжав их в кулак, он коснулся ее лба и прошептал, — в своих мечтах я целовал тебя бесконечное количество раз.
— Пожалуйста, скажи мне, что женщины ищут в мужчинах не это, — стону я.
Мой рассказчик шикает на меня.
— Алессандра потянулась вперед и прижалась к его губам, отчаянно желая воплотить его мечты в жизнь. Она никогда раньше не поступала так смело, но, когда дело касалось любви, трусости не было места. Сдержаться было невозможно.
— Не сдерживайся, Алессандра.
Эверли прочищает горло.
— Застонав с дикой самозабвенностью, Чедвик мгновенно приоткрыл губы, его язык был жадным и голодным. Требовательным. Алессандра забралась к нему на колени, обхватила руками за шею, и их губы занялись прекрасной любовью. Она целовала его со страстью и нежностью, обхватив его щеки ладонями и лелея его, как он того заслуживал. Его возбуждение, твердое, как стальная труба, дразнило место между ее бедрами, заставляя стонать от желания.
— Ты действительно только что сравнила его член со стальной трубой?
— Не перебивай. Я хочу убедиться, что с ними все в порядке. — В ее голосе звучит едва сдерживаемое веселье. — И это были слова Алессандры, а не мои.
— Алессандра, — с вожделением прошептал он, отстраняясь, чтобы перевести дух. — Мы поступаем глупо. Это погубит нас.
Она поцеловала его нижнюю губу один раз, затем второй.
— Если бы мне пришлось выбирать между этим или чем-то еще в мире, я бы предпочла быть влюбленной дурой.
Я прерываю этот слащавый диалог несколькими медленными хлопками.
— Кажется, у них все в порядке. Мы должны оставить их наедине.
Ладно, слушать ее довольно увлекательно, и я, возможно, не против, чтобы она продолжала, хотя и не признаюсь в этом. Точно так же, как я никогда не скажу, что ее смех напоминает мне нежный перезвон ветряных колокольчиков в весенний день.
Я закрываю глаза.
Прижавшись ухом к стене, я едва улавливаю серию звуковых сигналов, предшествующих тихому щелчку моей двери. Она открывается, и прежде чем я успеваю сориентироваться, в мое пространство стремительно вторгается воплощение сатаны, облаченное в пурпурный атлас, с серебристыми волосами и чистым садистским злом на лице.
Из комнаты исчезает весь воздух.
Я мгновенно переключаюсь в защитный режим и прищуриваюсь на человека, который держит нас в плену.
— Ну, похоже, ты уже освоился. — Его голос оставляет маслянистую пленку везде, к чему прикасается. Угольный глаз буравит меня, словно черная дыра, бесчувственная пустота, а его ледяная противоположность хранит секреты, над которыми я не хочу долго размышлять.
— Мне жаль. — Я сосредоточен, каждый мускул напряжен. — Часы посещения закончились. Боюсь, мне придется попросить тебя уйти.
В том, как он наблюдает за мной, есть какая-то отстраненность. Не похоже на то самодовольное ликование, которое он демонстрировал во время нашего первого разговора. Как будто я чем-то его разозлил.
Может, он просто не любит утро.
— О, да ладно, сейчас время завтрака. — Улыбка на его лице обещает смерть, пока он вертит в руке висящие на поясе песочные часы.
Я повторяю его выражение лица.
— Мы закрыты.
— Я не задержусь надолго, просто принес тебе небольшой подарок. Твоя новая подруга сможет объяснить его значение. — Он небрежно указывает на стену, затем тянется в нагрудный карман пиджака и достает…
Вот черт.
Еще одни маленькие песочные часы лежат у него на ладони, словно приз. Они всего несколько дюймов в высоту, но я не забыл разговор с Эверли о бывших обитателях этой комнаты.
Когда их время истекает, они получают песочные часы.
Мое сердце колотится от прилива адреналина. Я целыми днями строю планы грандиозного побега, но иногда забываю, что моя жизнь так же хрупка, как и любая другая.
Я изображаю на лице скуку, будь я проклят, если позволю ему увидеть, как я ломаюсь.