— Как ты наблюдательна.
— Я все еще нужна тебе.
— Опять ты пытаешься угадать, в чем я нуждаюсь. Это неразумно. — Сняв меня со своего плеча, он поворачивает меня, затем берет за шею и подталкивает вперед.
— Я попрошу Роджера принести тебе стакан воды и кусок хлеба. Многозернового. Это меньшее, что я могу сделать.
Я падаю на колени и ползу по грязному холодному полу, мелкие камешки оставляют царапины на голенях и коленных чашечках. Я вскакиваю на ноги и, пошатываясь, пробираюсь сквозь темноту, как раз в тот момент, когда дверь со стальной решеткой захлопывается перед моим носом и запирается на ключ.
— Нет! — Я сжимаю железные прутья обеими руками и безрезультатно трясу их. — Не оставляй меня здесь. Пожалуйста. Я буду вести себя хорошо. Я…
Он начинает насвистывать, его тень удаляется от моей новой камеры.
— Это будет полезно для тебя, Эверли. Ты слишком удобно устроилась здесь, слишком избалована. Надеюсь, этот опыт поможет оценить предоставленную тебе роскошь. — Хранитель времени бросает несколько последних слов через плечо, а затем исчезает в темноте, как хищник, которого поглотила ночь. — Не всем так повезло.
Я кричу так громко, что горло сжимается от мучительной боли. Вопя, ревя, визжа, как банши, я колочу слабыми кулаками по железным решеткам, тяну, дергаю, ничего не добиваясь и только изматывая себя. Бесполезно. Я в ловушке, изолированная и напуганная.
Я опускаюсь на задницу и подтягиваю колени к груди.
Тени движутся и бродят по камере.
Существа затаились.
Животное? Человек?
Я бы в любой день предпочла призраков и монстров этим бесчеловечным людям. Пусть лучше крысы обглодают мои кости, чем я позволю Хранителю времени оборвать мою жизнь. Он не заслуживает такой привилегии.
Минуты тянутся за минутами, темнота поглощает мои всхлипывания и крики.
Мои глаза обманывают меня.
Сколько времени прошло?
Я забыла считать секунды.
Когда я слышу шаги наверху, я резко поднимаю голову, но не вижу даже потолка. Это черное небо бесконечной неопределенности. Угнетающее. Ледяной страх пронизывает меня, и я начинаю дрожать, раскачиваясь взад-вперед на неровном цементе. Моя ночная рубашка вряд ли может служить достойной заменой матрасу, поскольку не обеспечивает ни мягкости, ни тепла.
Что-то ползет по моим пальцам.
Любой другой человек мог бы стряхнуть это нечто, растоптать, но я наслаждаюсь прикосновением. Скорее всего, паук. Еще одна форма жизни, составляющая мне компанию. Я не одинока.
Я отступаю назад, пока моя спина не упирается в каменную стену. Мои конечности дрожат, жаждут тепла, и я делаю все возможное, чтобы отключить свой разум. Я погружаюсь в пустоту, как в первые несколько недель моего пребывания здесь. Это моя единственная сила.
Роджер находит меня некоторое время спустя — минуты, часы? — и я с трудом поднимаюсь на ноги, спотыкаясь, направляюсь к обитой железом двери и обхватываю ладонями прутья.
— Роджер.
Ничего.
Его огромная тень нависает надо мной, когда он протягивает руку между прутьями с пластиковым стаканчиком воды комнатной температуры. Часть меня хочет отшвырнуть его, но я только наврежу себе.
Я беру его и пью.
Он бросает в камеру кусок черствого хлеба.
Выронив стаканчик, я бросаюсь вперед и хватаю его за руку, прежде чем он успевает отдернуть ее.
— Роджер, пожалуйста. — Мой голос мягкий, мелодичный, изображающий искренность. — Помоги мне.
Я не вижу его лица.
Улыбается ли он?
Мои слова трогают его?
Мои прикосновения остаются нежными, пальцы легко касаются его массивного предплечья. Жесткие волоски щекочут меня, когда я провожу подушечкой большого пальца по его коже.
Но я вздрагиваю, когда он с яростным рычанием вырывает руку из моей хватки, отчего я отшатываюсь назад.
— Нет… нет, пожалуйста. У тебя есть сердце, я знаю. Ты можешь поступить правильно. Я никому не скажу. Я… — Тень отступает, растворяясь в черноте, а я хватаюсь обеими руками за волосы. — Роджер, пожалуйста!
Тяжелая дверь захлопывается.
Он ушел.
Он оставил меня здесь гнить.
Я опускаюсь на неумолимый пол и сжимаюсь в комок, обхватив руками колени и опустив голову. Время тянется мучительно медленно.
Я начинаю считать секунды.
Я считаю вслух, мой хриплый, сорванный голос напоминает мне, что я все еще здесь, все еще дышу, все еще способна пережить это.
Пятьдесят два, пятьдесят три…